В целом для всех европейских государств раннего средневековья были «характерны хрупкость структуры, слабость и спорадичность внутренних связей, а также недостаточная организация власти»[802]
. Во многом прочность государственной структуры определялась личностью верховного правителя. В этом отношении значительная информация заключается в титуловании правителей восточнославянского региона. В основном тексте пособия неоднократно обращалось внимание на информацию источников о наделении правителей Восточной Европы значительными для раннесредневекового периода титулами. Показательно, что о формировании раннефеодальной монархии в восточнославянском регионе современные историки считают возможным говорить с полным основанием только применительно к первой половине XI в. Б. А. Рыбаков называл государство времен Ярослава Мудрого «автократической монархией»[803]. О значительности власти киевского князя Ярослава свидетельствовала запись-граффити на стене построенного им же Софийского собора об «успении царя нашего»[804]. В историографии существует мнение о том, что Ярослав официально принял царский титул, равный званию византийского императора[805]. Древнерусские источники («Слово о законе и благодати» Илариона)[806] еще Владимира наделяли титулом «каган». Предполагается, что и Ярослава именовали этим титулом[807]. Как бы то ни было, официальное или эпизодическое использование титула, равного императорскому, непосредственно указывает на усиление власти киевского князя. Заметим, что титулом «каган» неоднократно наделялись правители «русов» IX в. в восточных и западноевропейских источниках.По-прежнему острым остается вопрос о степени скандинавского влияния на генезис Древнерусского государства. В этом отношении важнейшим достижением современной историографии может служить следующий вывод ведущего специалиста по истории средневековой Руси А. Н. Кирпичникова: «Варяжское "призвание" отнюдь не принижало прошлого России. Так называемое иностранное вмешательство в ее судьбу — результат нормальных общеевропейских контактов и всемирной этнокультурной открытости Руси, с самого начала включавшей в состав своего населения наряду с русскими более 20 народов, племен и групп»[808]
.Источники и литература
Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М., 1999.
Ипатьевская летопись//Полное собрание русских летописей. Т. 2. СПб., 1908.
Латиноязычные источники по истории Древней Руси. Германия. IX — первая половина XII в. М.; Л., 1989.
Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью//Полное собрание русских летописей. Т. ІХ.М., 2000.
Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М., 1950.
Память и похвала князю русскому Владимиру//Библиотека литературы Древней Руси. Т. I. СПб., 2000.
Письменные памятники истории Древней Руси. СПб., 2003. Повесть временных лет. СПб., 1996.
Радзивилловская летопись//Полное собрание русских летописей. Т. 38. Л., 1989.
Сказание о князьях Владимирских / Подгот. текста и коммент. Р. П. Дмитриевой; перевод Л. А. Дмитриева//Памятники литературы Древней Руси: Конец XV — первая половина XVI в. Л., 1984. С. 422–435,725–731.
Слово о законе и благодати митрополита Илариона//Библиотека литературы Древней Руси. Т. I. СПб., 2000. Magnae Moraviae Fontes Historici. T. I. Praha; Brno, 1966.
Monumenta Poloniae Historica. Nova series. T. I. Krakyw, 1949.