А интересовать нас будет тот способ, которым Фрейд к этой проблеме подходит. Первым делом он сообщает нам результат анализов, причем в интересах изложения — чтобы не повторяться, говоря то и дело, что так вот, мол, происходит у мальчиков, а так у девочек — он рассказывает сначала о том, как обстоит дело у девочек, а потом переходит к мальчикам, о которых, кстати говоря, он располагает материалом более скудным. К чему, в сущности, эти результаты сводятся? К элементам постоянства, которые он обнаруживает и описывает. Для него важны в этом фантазме его превращения, его преобразования, его предшествующие формы, его история, то скрытое в нем, к чему аналитическое исследование дает ему доступ. Фан-тазм этот проходит через ряд последовательных состояний, в ходе которых что-то в нем изменяется, а что-то оказывается постоянным. Наша задача состоит в том, чтобы извлечь урок из результатов этого тщательного исследования — исследования, отмеченного печатью того, что составляет особенность почти всего, Фрейдом написанного: точности, настойчивости, привычки обрабатывать материал до тех пор, пока не окажутся распутанными те связи, которые казались прежде нерасторжимыми. Так, во всех пяти "больших психоанализах", и в поразительном
Первый этап, говорит он, который имеет место в подобных случаях у девочек, состоит в следующем. В какой-то момент анализа ребенок, которого бьют, открывает так или иначе свое истинное лицо и оказывается ее младшим братом или сестричкой, которых избивает отец. Каково значение этого фантазма?
Мы не в силах сказать, сексуальный он или садистский — вот поразительное, принадлежащее самому Фрейду, признание, литературной иллюстрацией которому служат у него обращенные к Бан-ко
Хотя фантазм этот является первоначальным — во всяком случае, следов архаического, предшествующего ему этапа не обнаруживается, — Фрейд подчеркивает, что значение его следует искать на отцовском уровне. Нанося брату или сестренке побои, отец отказывает им в своей любви. Именно постольку, поскольку сцена эта является сценой расторжения любви и унижения, она затрагивает субъекта в самом существовании его как субъекта. Он становится в ней объектом насилия, расправы, и состоит эта расправа в отрицании за ним достоинства субъекта, в уничижении его существования в качестве носителя желания, в сведении его к состоянию, в котором он как субъект начисто упраздняется.
Таким образом, архаический фантазм этот уже при рождении своем описывается треугольником, вершинами которого служат не субъект, мать и ребенок, а субъект, его младший брат или сестра, и отец. До Эдипа еще далеко, но отец уже налицо.
Если первая фаза фантазма, наиболее архаическая, субъектом в ходе анализа обнаруживается, то вторая не обнаруживается никогда — она подл ежит реконструкции. Поразительно смелое утверждение! Но, подчеркивая смелость фрейдовских выводов, я ни на миг не собираюсь подвергать сомнению их законность, я просто хочу, чтобы глаза ваши были не зашорены, чтобы вы ясно отдавали себе отчет в том, что Фрейд делает и на чем все дальнейшие построения основаны. Материалы анализов указывают, таким образом, на наличие у фантазма некоей фазы, которая, согласно Фрейду, подлежит реконструкции, поскольку воспоминания о ней отсутствуют.