Вдохновленная показанным примером, Владислава бросилась следом; она быстро миновала «холодный коридор» и очутилась перед дверным проемом, где основная створка была оставлена открытой, но свободный доступ перекрывался непроницаемой мотней (свободно свисавшей толстой материей); ожидая коварный подвох, встревоженная девушка остановилась в недоумении – а изнутри уже слышались недоброжелательные выкрики, принадлежавшие разным людям и передававшие состояние крайнего возбуждения. Отбросив в сторону вдруг навалившиеся сомнения, отважная участковая решительно кинулась внутрь, следуя за ранее вбежавшим сотрудником; резким движением отодвигая преграду, она храбро шагнула вперед и очутилась в небольшом помещении, освещаемом коптившей, керосиновой лампой. Первое, что возникло перед ее пытливым взором, оказалось старинным диваном, пропитанным человеческими нечистотами и, без сомнения, изготовленным в середине прошлого, двадцатого, века; на нем сидел незнакомый парень – в него прицелился Алексеев; второй, он же последний, сидел прямиком на полу и безостановочно гоготал полоумным, наркотическим хохотом – он оказался на прицеле у возникшей сотрудницы.
– Они «обдолбанные» до самой последней степени, – разъяснил помощник четко и однозначно, легонько пиная своего подопечного ногой по коленке, – но оружия в избе вроде не видно – посмотри в комнате, а я их покуда покараулю.
Спорить было бесполезно, да и попросту глупо, поэтому младшая лейтенант быстро проследовала в смежное помещение, где из мебели находился один сервант, как говорят, «без окон без дверей», да разве еще полуразвалившаяся кровать; следовательно, самый пристальный осмотр занял не больше чем пару секунд.
– Чисто! – доложила напарница проделанную работу и вышла обратно на кухню. – Что дальше?
– Ты офицер – ты и думай, – ответил Палыч вполне серьезно, но, увидев, как непонимающе взлетели прекрасные брови, добродушно улыбнулся и приветливо посоветовал: – Я бы погрузил их в машину, доставил «в хозяйство», подержал чуть-чуть в КПЗ, дал им протрезвиться, а потом «подробненько» расспросил. Ты спросишь: какое основание для их задержания? А мы их вежливо попросим проехаться и, уверен, они не откажутся… все равно в наркотическом угаре они ничего не поймут, – словно бы подтверждая произнесенные слова, старший прапорщик убрал пистолет, схватил парня за шиворот и несильно несколько раз встряхнул, как он пояснил, привел его в чувство. – Одевайтесь! – прикрикнул он строго.
И тут началось самое интересное, а по сути, еще и смешное: два молодых переростка, едва ли достигших двадцатидвухлетнего возраста, стали «отмачивать» удивительные приколы. Первый (он выглядел постарше, имел густые, черные волосы, остриженные коротко, выделялся широким лицом, более плотным телосложением, невысоким ростом, светло-карими глазами и откликался на имя Паландин Руслан), оказавшись одетым в разноцветный, поношенный свитер и потрепанные штаны, вдруг неожиданно схватил вязанную перчатку и стал энергично натягивать ее на голову, причем необъяснимую попытку он осуществлял на полном серьезе, усердно пытаясь нахлобучить несопоставимо узенький предмет на очень широкую маковку. Второй (этот казался на пару лет моложе, обладал торчавшими, давно не чесанными, вихрами, передававшими светлый, едва ли не рыжий оттенок, виделся немного худее, выше и смотрел на окружавшую обстановку серо-голубыми глазами, остекленевшими и явно не понимавшими, что сейчас вокруг происходит – он назывался Паландиным Александром), одетый в черную дырявую водолазку и серые джинсы, стал ползать на четвереньках, мычать и изображать из себя разгулявшуюся корову; объятый наркотическими галлюцинациями, обезумевший парень периодически подбирался то к застывшей в непонимании участковой, то к усмехавшемуся прапорщику и взбрыкивал перед ними задом, как бы изображая неуемную тягу к половому совокуплению. Через пять минут, прошедших после начала одержимых чудачеств, становилось понятным примерно следующее: либо «оригинальных затейников» придется грузить силком, либо от желания их куда-нибудь вывозить волей-неволей придется отказываться.
– Палыч, – вначале пытаясь оставаться бесстрастной, постепенно и участковая, как ее неотъемлемый спутник, уже еле сдерживалась, чтобы бесцеремонно не рассмеяться, – а они нам сильно нужны? По моему мнению, в себя они и к обеду-то навряд ли придут, а отчет о проделанной работе можно отразить простенькими, но подробными рапортами – ведь у нас же конкретики не имеется? – одним словом она выразила, что сообщение анонимное, что заинтересованного заявителя не существует и что ответ давать никому не нужно.