Обреченность

Когда-то, еще учась в гимназии, Муренцов запоем читал книги о короле Майнхарде II, основавшем графскую династию Герц. Но никогда не думал, что придется ступить на эту землю.

Около 35 тысяч человек, включая женщин и детей, встали лагерем в широкой долине около Лиенца. Уже который день не слышалось никакой стрельбы, не было атак и смертей. Потихоньку все привыкали жить без войны.

Каждое утро на небо выкатывалось теплое ласковое солнышко.

И в этой благодати, среди цветов и жужжания пчел хотелось делать что-то радостное – ходить по траве босиком, петь. Или ладить что-нибудь по хозяйству, настраивать плуг, готовить к севу семена.

Огромный палаточный лагерь никак не напоминал военный лагерь. Мужчины гарцевали на лошадях, женщины развешивали белье, в траве играли дети.

Близ города расположились Казачье юнкерское училище, войсковая учебная команда, четыре сотни атаманского конного конвойного полка. Все казачьи строевые части, ведомства, управления и мастерские были размещены рядом с Лиенцем в направлении города Обер-Драубург.

В городском отеле «Золотая рыбка» разместили генерала Доманова и начальника его штаба генерала Соломахина с женами.

Прибыл Андрей Григорьевич Шкуро. Восхищенные казаки встретили его с ликованием. Генерал Шкуро был кавалером британского ордена Бани, и казаки надеялись, что он сможет повлиять на англичан.

* * *

Рядом с казаками 15-го корпуса разбили лагерь около 5 тысяч кавказцев, входивших в состав Кавказского соединения войск СС.

Чеченцы, ингуши, дагестанцы, вооруженные немецкими автоматами, у каждого пистолет, нож, ленточки наград на мундирах. Горцы. Все как один дерзкие, дикие, отчаянно храбрые, бросающиеся в драку, не заботясь о последствиях. Прошедшие огонь, воду и стреляющие развалины Варшавы. Из чабанов превратившиеся в беспощадных волков. Среди них не было ни одного русского, но зато у них были лучшие кони и самые красивые женщины. Поздними вечерами горцы жгли костры, пели свои печальные песни или танцевали лезгинку.

Муренцов приехал в расположение кавказского полка попросить овса для коней эскадрона. Навстречу попалась группа немецких солдат. На них была свежая, без пятнышек, словно на смотр, форма с эмблемами зенитчиков.

Муренцов спросил по-немецки долговязого горбоносого офицера с погонами лейтенанта:

– Где найти полкового командира?

Тот махнул рукой в сторону, ответил гортанным голосом, почему-то по-русски:

– Там… Канцелярия ходы!

Канцелярией служила обшарпанная, насквозь прокуренная комната в кирпичном, темном от времени сарае, отгороженная от коридора только досками. В комнате стояли – стол, два стула и койка. В углу лежало кавалерийское седло. Невысокий темноволосый офицер копался в бумагах. На его серой черкеске, туго перетянутой в талии, матово блестели газыри, у пояса висел кинжал. Его рукоять была в серебре и убрана дорогими камнями.

Офицер бормотал:

– Где же этот проклятый список, черт бы его побрал?

Муренцов покашлял в кулак.

– Разрешите, господин полковник?

Офицер стремительно поднял голову. Это был Арсен Борсоев.

Старые знакомые обнялись.

– Здравствуй, Барс. Ну как ты? Что собираешься делать?

– Помнишь! Помнишь меня, Серожа! Как видишь, жив. Но возвращаться в Россию мне нэлзя. Мою семью выслали в Казахстан. Я честно воевал, рэзал. Наша не бэрет. Пойду к тем, чья берет. К амэриканцам! К англичанам!

Вспомнив встретившуюся ему группу немцев, Муренцов спросил, что у него делают немецкие зенитчики.

Борсоев махнул рукой, засмеялся.

– А-аааа! Это мои башибузуки-осетины разграбили немецкий склад и переоделись в немецкое обмундирование.

Борсоев был по-настоящему кавказский человек. Отчаянно храбрый. Веселый. Щедрый. Пел замечательно. Пристал к Муренцову.

– Серожа, что тебе подарить? Проси, что хочешь, кроме жены и коня. Таков закон гор, против него не попрешь. Хочешь кинжал?

Муренцов махнул рукой и закурил сигарету.

– Спасибо, Арсен. Вот когда все благополучно закончится и мы снова встретимся, споешь мне свою песню.

При этих словах Борсоев молитвенно сложил руки.

– Аллах свидетель, Серожа, спою. Обязательно спою!

* * *

Дни становились все жарче и жарче. Зеленели полоски садов на южных склонах гор. Мелко курчавилась зелень деревянной изгороди.

15-й казачий кавалерийский корпус генерала фон Паннвица – около двадцати тысяч солдат и офицеров – разместился в районе Фельдкирхен-Альтхофен. Каждый день прибывали все новые и новые группы. Более или менее все разместились. Первое время британцы вели себя безукоризненно.

Продукты питания поставлял английский Красный Крест.

Казакам и офицерам разрешалось свободное перемещение в районе Клагенфурта.

Однажды утром в лагере появились листовки с призывом возвращаться в СССР. Ночью кто-то установил плакат, на котором была изображена женщина с распущенными волосами, в красной рубахе с простертыми руками и надписью: «Возвращайтесь домой, казаки! Родина ждет». И тут же под легким ветерком колыхалось красное полотнище транспаранта с надписью: «Обманутым трудящимся советская власть не мстит».