Обреченные на месть

Проснулся я ровно в двенадцать часов дня. Полдюжины маленьких бутылочек из-под джина и виски выстроились на моем спальном столике, будто пустые флакончики от парфюма — алкоголя спившегося «аристократа»…

Быстро смыв в душе свои ночные кошмары, побрившись и расчесывая волосы у зеркала, я услышал ненавязчивый стук в дверь. Приоткрыв ее, увидел миловидную темнокожую девушку, которая, улыбнувшись, сообщила: господин Морсиано ждет вас внизу, в холле. Она добавила, что мне звонили, но к телефону никто не подходил. Я поблагодарил и показал знаками на душ. Девушка поняла, рассмеялась и ушла, а мне почему-то стало чуть-чуть легче…

Спустившись в холл, я увидел Фреда в кресле у телевизора. Передавали городские новости.

— Ты завтракал? — поздоровавшись, спросил он.

— Не успел.

— Понятно: смена часовых поясов. Но сейчас время ланча, так что еще можно успеть перекусить.

Небольшой шведский стол встретил нас остатками холодных закусок, супами и вполне приличными горячими отбивными. Отсутствие большого выбора напитков не испортило нашего аппетита. Быстро перекусив и покинув закрывавшийся до вечера бар, мы отправились к машине. Усаживаясь в свой рыже-золотистый «Понтиак», Морсиано объявил, что поедем через Бруклин, так как это будет значительно быстрее. Я плохо ориентировался в том, чего не знал, но позже, уже проезжая по гигантскому мосту, увидел впереди видневшиеся многоэтажные здания — это был Манхеттен.

Погода стояла достаточно теплая для декабря, мелкая влажная пыль висела в воздухе. Снующие люди и машины нижнего Манхэттена, огромные серые и коричневые билдинги, ленивые полицейские и счастливые веселые дети, играющие в маленьких огороженных площадках под присмотром нянь и родителей, привлекали мое внимание.

Стаи голубей, снующие там и тут, прыгающие между ними городские белки, упряжки собак, выводимые на прогулку одним или двумя сопровождающими, цокающие в потоке машин лошади, запряженные в старинные кебы, — все это в ожидании встречи с Ангелиной превращало первый день моего знакомства с Америкой и Нью-Йорком в ощущение первого дня моей новой жизни. И я чувствовал это всей своей кожей и сердцем, которое то сладко сжималось, то начинало бешено биться, пытаясь вырваться наружу из жестких решеток грудной клетки…

Мы остановились напротив светло-серого многоэтажного здания госпиталя. Поставив машину на платную стоянку, довольный Морсиано сообщил:

— Кто-то оставил на этом месте тридцать оплаченных минут. Обычно я пользуюсь правом не платить и выставляю табличку, что эта машина принадлежит детективу. Но с сегодняшнего дня я взял двухнедельный Рождественский отпуск. И чтобы меня вдруг не вызвали и не запрягли по самые ноздри в работу, я веду себя как частное лицо и стараюсь мыслить как обыкновенный городской обыватель. Это помогает быстро перестроиться и переключиться на другую психологическую волну. Хотя избавиться от наработанного менталитета вряд ли когда-нибудь получится, — заключил он.

Я ничего не понял из его философии, но молча шел рядом, делая вид, что внимательно его слушаю и изредка кивал в такт его рассуждениям. Зайдя в холл госпиталя, мы остановились у стойки, за которой восседал секьюрити — гигантских объемов негр в коричневом служебном костюме. Его сахарно белые зубы и желтоватые белки глаз, добродушная улыбка и шлепающие губы, вызывающие в разговоре звуки то ли чихающего автомобиля, то ли зажатого ладонями саксофона, порождали единственное желание — тут же улыбнуться в ответ. Марк Твен, Гек Финн и «Хижина дяди Тома» за долю секунды промелькнули в моей голове.

— Миссисипи? — спросил я, указывая на него пальцем.

— Нет, сэр, Конго, — засмеялся гигант-секьюрити с гулким эхом огромной бочки.

— Мой друг из Москвы, — добавил Морсиано, тоже показав на меня пальцем, вежливо улыбнувшись и получив пластиковый пропуск.

— Прекрасный город, — отозвался черный здоровяк. — И там, наверное, уже снег, — заключил он.

— Что есть то есть, — перевел ему на прощанье мой ответ Морсиано.

Мы вошли в лифт и поднялись на шестой этаж. Меня знобило. С каждым шагом приближаясь к Ангелине, я чувствовал, как нарастает мой страх.

Нажав на звонок у белой металлической двери и стоя в ожидании перед маленьким стеклянным окошком, я понял, что боюсь воскрешения Ангелины, за которое уже именно сейчас придется дорого заплатить. И я в этом не ошибся…

Открылась дверь, санитар пригласил нас зайти в кабинет дежурного врача. И оставил нас там одних на несколько коротких, томительных минут, которые показались мне часом.