Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Дело было так. К лагерю на грузовой машине подвезли, наверное, уже издыхающую лошадь. Из лагеря набрали человек 20, чтобы ее сгрузить и приволочь в лагерь. Все 20 человек обступили эту лошадь со всех сторон, после чего, поддерживая ее, чтобы она не упала, и подталкивая, заволокли ее в лагерь на открытое место. Под командой лагерного повара ее тут же зарезали, начали разделывать и отправлять мясо на кухню. Голодные люди набросились на то, что осталось на земле. Они подбирали даже песок, пропитанный кровью и перемешанный с лошадиной шерстью, и все то, что не забрали на кухню. Это была удручающая картина.

Что делать дальше, как быть? Перспектива умереть медленной смертью, каждый день теряя последние силы, ни меня, ни Михаила не устраивала. (Тимофей незадолго до этого от нас откололся, может, пошел искать свое счастье самостоятельно). Поэтому мы с Михаилом приняли решение: при первой возможности, если будут куда-нибудь набирать группу на работу, мы должны к ней примкнуть, чтобы вырваться из лагеря. Мы расположились поближе к воротам, чтобы успеть пристроиться к очередной группе, когда бы ее ни набирали.

Так совпало, что ровно через месяц после моего пленения в лагере прозвучала команда о наборе группы в количестве 100 человек. Не спрашивая, куда и на какую работу набирают, мы вдвоем кинулись к воротам и пристроились к колонне. От желающих не было отбоя, все понимали, что любая работа — это спасение жизни. Немцы не могут голодных заставлять работать, а значит — хоть как-то, но будут кормить. А это значит, что можно еще остаться в живых.

Но, несмотря на всю нашу предусмотрительность, мы с Михаилом оказались в последней шеренге и думали только о том, чтобы при подсчете не оказаться лишними. Начали, отсчитывая, выводить людей за ворота лагеря, и наша шеренга попала в число «счастливчиков». Нас построили в колонну и повели. Не помню, как долго мы шли, но привели нас на окраину одного села, где стоял большой свинарник, который теперь должен был стать нашей «гостиницей», где теперь мы, а не свиньи будем проживать. Полы в свинарнике были застелены свежей соломой, а недалеко от свинарника стоял небольшой навес, под которым несколько женщин возились у печи.

Одно то, что у нас над головой появилась крыша и что мы будем спать теперь не на голой земле, казалось для нас роскошью. После того как мы разместились в своем новом жилище, нас позвали на обед, и впервые за прошедший месяц мы ели затирку из пшеничной муки. Нам объяснили, что пригнали нас сюда на уборку урожая. Мы были на какое-то время спасены от голода.

Из числа пригнанных отобрали тех, кто может работать с косой. Я работал на увязке снопов и укладке их в стога. При работе на уборке у нас не было охраны из немцев. За нами смотрели деревенские полицаи. Мы себя чувствовали свободно и, идя после работы в свое общежитие, по пути заглядывали на соседние поля, выкапывали по нескольку корнеплодов сахарной свеклы и, придя в общежитие, сначала ужинали, а затем принимались печь сахарную свеклу и жарить пшеницу. Так что на какое-то время мы забыли о голоде.

Но нас продолжали мучить насекомые. Пока было тепло, мы обжаривали на кострах свою одежду и как-то с ними боролись. Люди начали роптать, что надо было бы повести нас в баню, где можно было бы не только помыться, но и прожарить одежду. Для меня это было не приемлемо. Общая баня для меня была очень опасна. Но я же не мог ее отменить!

И вот «роптание», в конце концов, до кого-то дошло. Был назначен день, когда всех поведут в баню. Для меня это было равносильно тому, что я должен был идти на эшафот. Моя голова работала над тем, как мне избежать это мероприятие. И я ничего другого не мог придумать, как прикинуться больным. И в день, когда собирались идти на санобработку, я, симулируя сильную боль в животе, не пошел на завтрак и сказал, что живот болит так, что не могу идти. На меня посмотрели с сожалением, что мне не удастся за столько времени искупаться, и оставили меня в покое, не представляя себе причину моего отказа. Для меня это было сверх архиважно, так как в очередной раз на карту был поставлен вопрос моей жизни.

Под навесом у плиты возились две женщины, готовя очередную затирку на обед. Периодически одна из них заходила и спрашивала, как я себя чувствую, буду ли я кушать. Я от всего отказывался и только примерно часа через два вышел из нашего барака и сел под стенкой. Своим поведением я показывал, что мне стало легче. Еще через какое-то время я отошел от барака, разжег из соломы костер и прожарил всю свою одежду, поочередно каждую вещь. По возвращении всех из бани я незаметно смешался со всеми.

И на этот раз мне удалось избежать опасной для меня ситуации. СУДЬБА!!!