Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

С наступлением зимы, после работы на каменоломнях, нас отправили в глухой лес, где мы жили в одиноком бараке, окруженном двумя рядами колючей проволоки с башнями по углам. Работали мы на лесоповале. Норма была два кубометра дров, распиленных, разрубленных и уложенных в штабель. К месту повала надо было идти 5–7 км по глубокому снегу. Питание было примерно таким же, как и в других лагерях, иногда добавляли немного плавленого сыра, около 50 грамм. Выходили и возвращались в темноте.

Люди теряли силы, вскорости начались самокалеченья. Рубили себе пальцы на руках и ногах, продевали под кожу загрязненную нитку, после чего образовывалась гнойная рана, обмораживались. Желая ускорить неизбежный конец, я начал голодать и превратился в настоящего доходягу. Но вдруг нам повезло. Неожиданно в лагерь прибыли посылки от Красного Креста, каждую из которых распределяли на несколько человек. Я не выдержал и прекратил голодовку. Но потом я умышленно отморозил пальцы себе на руке и с этими ранами, в состоянии дистрофии, попал в госпиталь при центральном лагере в Наариярви.

Даже при беглом взгляде центральный лагерь не мог не поразить своими размерами и внешним порядком. В особенности произвел впечатление госпиталь с его белыми простынями и чистотой. Ведь до этого мне приходилось спать на голых досках и укрываться только шинелью. В еще большей мере поражали военнопленные, которые сновали по лагерю. Они выглядели почти нормальными людьми. В этом лагере находился и огороженный колючей проволокой барак военнопленных женщин, которые работали санитарками и в прачечной.

К сожалению, в госпитале меня продержали недолго и перевели на амбулаторное лечение. Найдя себе местечко на третьей полке одного из бараков, куда я не без труда с перевязанной рукой взобрался, я улегся, не переставая благодарить судьбу за избавление от штрафного лагеря.

Оказалось, что прибытие в этот лагерь нескольких военнопленных из штрафного лагеря не прошло незамеченным. Наш вид доходяг сильно отличался от местных придурков и не мог не заинтересовать. Вскорости после того, как я пристроился, ко мне прилег один юноша и завел со мной доверительный разговор. Этот юноша оказался из нашей Ленинградской дивизии народного ополчения, и нам не трудно было установить, что мы оба евреи. От него я впервые узнал о существовании нескольких ответвленных от центрального лагеря «командировок», в которых содержались исключительно евреи-военнопленные. В особенности он рекомендовал мне попасть в командировку, где был «габе» Соломон. К сожалению, я был записан русским. Однако он научил меня, как нужно действовать, чтобы восстановить себя евреем. Мне удалось это сделать, и я почувствовал, что меня ожидают интересные встречи.

Между тем слух о прибывших штрафниках распространился по лагерю. Многие заинтересовались и пожелали познакомиться. Из соседнего женского лагеря через проволочный забор меня одарили парой чистого белья и носовыми платочками. Это была дань сочувствия к нам, штрафникам. Наш внешний вид свидетельствовал о пережитых нами трудностях, которых многие из здешних «придурков» избегли. Приходилось рассказывать о себе, отвечать на вопросы, нашлись общие знакомые. Бывая на перевязках, я познакомился с санитаркой, бывшей преподавательницей технологического института в Ленинграде, которая была санитаркой и в нашей дивизии. В этом же лагере, естественно, была неплохая информация о состоянии военных действий. Все свидетельствовало, что наш плен может и закончиться.

Спустя несколько дней, когда раны мои стали заживляться, я попросился направить меня на работу в командировку. Мне удалось попасть к Соломону. Это была одна из тех командировок, в которых содержались только евреи. Самая большая из них базировалась на химическом заводе в Лоуколампи. К заводу примыкали шахты, в которых добывались калийные соли. Они являлись сырьем для химического завода. Торф служил топливом для завода. Кроме торфа топливом служили дрова с лесных угодий. На всех участках работали евреи в основном как подсобные рабочие. Некоторые пленные работали, наряду с финскими рабочими, в качестве механиков, кочегаров, но таких было совсем немного.

Командировка Соломона занималась лесоповалом. В командировке было всего 10–15 человек. В этой небольшой группе все, кроме одного, были со средним и высшим образованием. Жили дружно, по принципу взаимопомощи. Мне показалась жизнь здесь райской, все были сыты. Работа была хотя и тяжелой, но для физически здорового человека вполне выполнимой, если к тому же знать некоторые приемы работы с лучковой пилой. До места работы идти недалеко. Многие норму выполняли до обеда. А в морозы при температуре ниже 20 градусов на работу вообще не ходили.