Иногда из соседних вагонов нам пытались передать через «телячье» окошко что-нибудь поесть из домашних харчей, взятых в дальнюю дорогу. Несмотря на то, что немцы не разрешали делать такие передачи, кое-что в наш вагон попадало. И тут же у окошка расхватывалось теми, кто был поближе. Однажды и я, стоя у окошка, получил от девушки половину буханки хлеба. Не успел я повернуться от окна, меня окружили, стали ломать куски, так что у меня в руках остался ломтик грамм так в сто. Я не проявлял сопротивления и не пытался себе оставить больший кусок из этой полбуханки. Духовное и моральное состояние мое было подавлено. Я ждал своего последнего часа и в то же время оглядывался и ловил на себе взгляды окружавших меня пленных.
Со всеми вместе, и будь что будет!
Первая наша высадка была в Польше. Нас расположили в бараках лагеря, вблизи какого-то провинциального города. За окном под охраной немцев на дороге работали евреи. Немец кричал на них, ругался. Один старик-еврей, обращаясь к нам в открытое с решеткой окно, спросил иронически: «Чего он кричит, вы понимаете? Я не понимаю».
Тяжело было смотреть на этих несчастных, но они были живы, их не расстреливали, и у меня грешным делом мелькала мысль: может, примкнуть к ним, и пусть меня постигнет одна с ними участь.
Я думал, если меня обнаружат одного среди всех пленных, то тут же и прикончат, а этих евреев еще держат, хотя их участь ужасна и, вероятно, уже предрешена. Но мне почему-то хотелось быть вместе с ними.
Опять банные процедуры… а все-таки я за границей, здорово…
Долго размышлять мне не пришлось. По команде нас подняли, повели к пищеблоку, дали отвар из брюквы и снова загрузили в эти три телячьих вагона. Следующая высадка была в Люблине. Здесь нам устроили индивидуальную санобработку: на каждого отдельно брызгали насосом какими-то растворами из двух баллонов, потом гнали на обмывку в баню. Всю эту процедуру я прошел благополучно.
Люблин был последним пунктом высадки из вагонов перед Германией. Я подумал, что еще и Германию увижу одним глазом.
В Германии нас выгрузили в военном городке под Хаммельбургом. <…> Наш поезд заехал в зону, вагоны открыли, все вышли из вагонов, и наши военнопленные смешались с гражданскими. У нас на верхней одежде были отпечатаны две латинские буквы KG (Kriegsgefangene), что означало «военнопленный». Мы сбросили с себя эту верхнюю одежду, чтобы раствориться незаметно среди всего эшелона. Немцы дали команду построиться всем, кто вышел из наших трех вагонов, однако эту команду никто и не думал выполнять. Тогда построили весь эшелон, разбили на группы и повели в баню. Баню обслуживали русские пленные. Все начали раздеваться, а я, во избежание зла, воспользовался старым приемом и засел в туалетной. Вышел из нее после того, как увидел выходящих из бани ребят моей группы. Они внешне резко отличались от меня и обращали внимание на мою не пропаренную баней физиономию и нестриженую голову. Из бани нас повели в расположение лагерей для военнопленных.
Тут были французские и английские лагеря по одной стороне дороги, а с противоположной стороны дороги, в десяти метрах, находился лагерь комсостава советских пленных.
Нас завели в ворота на дорогу, которая отделяла между собой эти лагеря, огражденные металлической сеткой. Здания лагерей были одноэтажными сборно-разборными бараками. Когда нас завели в ворота, меня кто-то громко окликнул по имени: «Гриша». Я не сразу расслышал этот окрик, и мне соседи по группе показали, кто меня зовет. Я оглянулся и увидел Сергея и Николая из Александровки. Их из Днепропетровского лагеря увезли в Германию как военнопленных гораздо раньше, чем меня. Сейчас они были отделены от нас проволочной сеткой и переносили на плечах конструкции сборных бараков. Задержаться и поговорить со мной им не удалось, конвоир пинком погнал их вперед. Я сравнивал наше положение. Они были пленные, имели ужасно жалкий, бледный вид, переносили тяжелые конструкции. Гражданская молодежь, хоть и не свободная, имела некоторые преимущества, на мой взгляд, по сравнению с пленными. Лично я с напряжением ждал: что же со мной будет дальше, несмотря на то что я временно был в лучшем положении, чем Сергей и Николай.
За нами закрыли дорожные ворота. В лагере для наших пленных содержались и крупные чины, вплоть до генералов. Генералы на работу не ходили. Питанием их поддерживали остальные пленные, за счет своего пайка.
Французские и английские пленные жили гораздо лучше наших. Они устраивали встречи по борьбе. Охрана разрешала им такие развлечения, а мы наблюдали через металлическую решетку ограды. Наши пленные говорили, что англичане и французы получают посылки через Красный Крест. Много французов по желанию были из лагерей освобождены для постоянной работы в сельском хозяйстве и промышленности Германии, с проживанием по месту работы. Французы говорили, что эти условия освобождения их из лагерей согласовал Петен – глава Вишийского правительства, подписавший сепаратный мир с фашистами.