Обреченный десант. Днепр течет кровью

Однако получилось по-другому. Десять или одиннадцать полицаев под командой опытного дядьки, хорошо повоевавшего в Гражданскую, взяли пятерых десантников в клещи. Прижали к земле огнем из «дегтярева», а сам дядька, рослый, быстрый, с седыми усами, стрелял из «трехлинейки», попадая точно в цель.

Наповал срезал дружка Паши Чередника, тяжело ранил лейтенанта. Ворочаясь, с перебитой ключицей, лейтенант клял себя за доверчивость и шептал троим парням:

– Уходите… мне все равно пропадать.

Трое, и среди них Чередник, уходить не хотели, боялись позора больше, чем смерти, – командира раненого бросили. Видя, что подчиненные твердо решили разделить его судьбу, лейтенант подозвал Чередника, тогда еще рядового бойца:

– Паша, ты хорошо стреляешь. Попробуй сними усатого.

– Не знаю, получится из автомата или нет.

– Одиночным бей. У ППШ патроны сильные, маузеровские. За двести метров снимешь… Иначе все пропадем.

Хорошо прицелившись, подковал усатого. Угодил в бок или грудь, вывел из строя. И ребята, ободренные успехом, открыли более меткий огонь короткими очередями. Но вырвались из той заварухи лишь двое – Паша Зима и парень из Куйбышева.

Много времени прошло, всякое бывало, а тот случай запомнился навсегда. И как сладко улыбался лесник со своей женой и молоденькой дочкой, и как хладнокровно из «трехлинейки» выбивал десантников полицай с седыми усами.

Второй раз на одни и те же грабли сержант Чередник наступать не хотел. Всего шаг оставался пасечнику до смерти. Готов был Зима взять грех на душу, чтобы не рисковать группой. Но дед (да какой там дед, мужик в силе!), почуяв недоброе, сорвал со стены икону, бухнулся на колени и, заикаясь, клялся детьми и внуками, что не выдаст товарищей красных бойцов и поможет всем, что в его силах.

Выволок двадцатилитровый бидон меда, сала в холстине килограмма четыре, хлеба, сухарей. Торопясь, разливал по флягам крепкую настойку. Отдельно поставил черепок с прополисом.

– Лечебное средство, раны смазывать. Инфекцию уничтожает. В аптеках ни за какие деньги не купишь. – И умоляюще глянул на сержанта: – Уходите, ребята, ради бога. Я тут ваши следы замету. Среди полицаев такие волки, что по подошвам все определят.

– Ладно, мужик, не суетись, – сказал Чередник. – Если выдашь, конец и тебе, и твоему отродью. Фронт приближается. Думаешь, Днепр Красную Армию остановит? Через неделю-другую наши здесь будут.

Пасечник по-прежнему суетливо переставлял с места на место горшки, смахивал крошки со стола и тревожно сопел.

– Что, не слишком рад? – усмехнулся сержант Павел Чередник, отхлебывая из бутыли настойку. – Давай кружки, выпьем и закусим по-быстрому.

Дед пытался резать хлеб. Нож выпал из рук и брякнулся на пол. За столом распоряжались сами, поглядывая на пасечника.

– Не очень ты приходу наших радуешься, – сказал кто-то из десантников. – Наверное, с фрицами хорошо спелся.

– Спелся, спился! – вдруг фальцетом выкрикнул дед. – Все приходят, требуют, грозят. Пропади она пропадом такая жизнь.

– Угомонись, страдалец! – цыкнул на него сержант. – Дети небось в полиции служат.

Пасечник промолчал. Оголодавшие бойцы жадно доели хлеб с квашеной капустой, допили настойку. Когда уходили, Павел предупредил:

– Ты не слишком торопись нас полицаям сдавать. Без боя не обойдется. Тогда твое добро точно сожгут.

Группа сержанта Чередника вернулась до темноты в расположение роты. По дороге благополучно обошли еще один патруль, отделение с пулеметом и стерегущий дорогу бронетранспортер. Обложили десантников, жди облавы.

Но не всем группам повезло, как опытному бойцу и охотнику Павлу Зиме с его людьми.

Младший лейтенант Илья Якушев вел к дороге отделение из семи человек с ручным пулеметом. Кроме разведки, Морозов дал ему задание при возможности ударить по небольшой вражеской группе, взять «языка» и разжиться боеприпасами.

– В бой не ввязывайся, – повторил еще раз Морозов. – Какой-нибудь одиночный грузовик или обоз из трех-четырех повозок. Чтобы быстро и результативно. Если встретишь наших, задание отменяется. Важнее наладить связь со штабом бригады, чтобы не бродить по лесу, а соединиться с главными силами.

Илья Якушев, невысокий, округлый в плечах и груди, был похож на медвежонка. До войны жил в небольшом степном поселке в Астраханской области, недалеко от соленого озера Баскунчак. С шестнадцати лет работал на предприятии «Бассоль».

Труд был тяжелый. От густой соленой рапы тело покрывалось мелкими язвами, которые долго не заживали. Правда, платили хорошо, давали талоны на мясные обеды. А в орсовском буфете, кроме некоторых дефицитных продуктов и шоколада, можно было выпить холодного кумыса.

Мужики употребляли пенистый напиток вместо пива. Дешево и сердито. Опрокинешь пару-тройку бутылок, настроение повышается, и голова приятно кружится. Илья Якушев грузил тяжелые мешки на платформы, разгребал горы сохнувшей на горячем солнце соли.

Стал мускулистым, как борец (он и раньше слабаком не был), правда, лоб и щеки от мелких язв покрылись шрамами, как от оспы. Девки в райцентре показывали на него пальцами и смеялись:

– У тебя что, черти горох на лбу молотили?