Обреченный мост

— Почему немцы до последней минуты укомплектовывают крупнейший в истории человечества автомобильно-железнодорожный мост и оставляют его нам, — подчеркнул полковник. — Вместе со всем оборудованием, материалами и даже со всей строительной техникой? Идеально готовым для сборки.

Давид Бероевич поскрипел щетиной подбородка в ладони и подытожил задумчиво.

— Как подарочным бантиком перевязанный?

— А оставляют ли? — вопросом на вопрос ответил капитан.

Крым. Партизанский отряд Ф.Ф. Беседина

Ночь и метель

Всю группу партизанских разведчиков вооружили ППШ с двумя запасными дисками, каждому бойцу выдали по две гранаты — кому наши, РГД, кому — немецкие. Два ручных пулемёта: у Сергея, конечно, его безотказная «Шкода». У Арсения — «Дегтярёв» с тремя полными «блинами» магазинов.

Неходячих раненых и больных распределили по санкам. В каждые из двух больших саней, в которые впрягли последних несъеденных ездовых лошадок, поместили по пять душ. Ещё пятерых везли поодиночке на саночках и волокушах.

Почти до самой трассы их сопровождали ребята-сапёры из группы Хмурова; самого Лёвку, раненого партизанского минёра, эвакуировали согласно прямому указанию с Большой земли. Понятно, почему: кто же растолкует, кроме него, суть и смысл его «бесценного груза», замотанного в брезент и затребованного штабом флота?

«Левше», Лаврентию Хмурову, не повезло дважды.

Сразу же после лихой диверсии в Якорной бухте немцы устроили настоящее преследование отряда Беседина, бросив на него не только жандармов и егерей, но и авиацию. Верхнюю базу то ли высмотрели, то ли просто угадали и засыпали несколькими десятками осколочных бомб. Левшу ранило; вроде не такая тяжёлая рана, но эвакуироваться вместе с флотскими разведчиками (бегом по горам, потом вплавь и на подлодке) не было возможности. А потом рана у немолодого, нездорового и порядком истощённого бывшего воентехника всё никак не заживала, без нормальной-то медицинской помощи, и только чудом ещё не началась гангрена.

Второй раз не повезло, когда Хмурова — это было ещё до рейда партизан к Эски-Меджиту, — собрались вывезти самолётом. Но посланный за ним У-2ШС немцы сбили прямо над Керченским проливом, а пока решали с отправкой новой машины, «оборонцы» выследили партизанский аэродром и оттеснили от него группу прикрытия.

Затем начала резко портиться погода, а ещё как раз доставили трофей, в котором никто не смог разобраться, но всё же предположил: не простая штуковина. Левша, хоть и в прискорбных условиях минно-ремонтного хозяйства, принялся разбираться, но пояснять, что выяснил, толком никому то ли не захотел, то ли не смог. Сочинил странное послание и настоял, чтобы его в точности, дословно, передали в штаб.

…Остальные полтора десятка эвакуируемых шли сами. До трассы их поддерживали разведчики. А вот после, если придётся разведчикам принять безнадёжный арьергардный бой, больным и раненым предстояло впрячься в сани и волокуши и тащить «тяжёлых» неизвестно сколько, до встречи с заставою Третьего отряда.

Договориться о встрече сразу у Алуштинской трассы было невозможно: никто заранее не мог сказать, в каком именно месте придётся прорываться. Место же расположения их передовой заставы было известно: связники, которые проходили между отрядами, заодно осуществляя разведку на местности, имелись и среди «ходячих» в числе подлежащих эвакуации, и в разведвзводе. Поодиночке и попарно на связь и на разведку они проходили не раз, как правило — легально, с аусвайсами, полученными от подпольщиков.

Сутки до выхода отсыпались и отъедались. По возможности. По самой что ни есть скудной возможности, хотя все в отряде понимали, что для Хачариди и его разведгруппы эта трапеза может оказаться последней.

Вышли засветло, сразу после обеденной горсти разваренного пшена и горячей травяной настойки с трофейным сахарином. Шли медленно и осторожно: и силы берегли для броска через трассу, так что делали привалы через каждые полчаса и очень внимательно всматривались и вслушивались, стараясь заметить врагов прежде, чем заметят их самих. А что-то увидеть становилось всё труднее: темнота быстро нисходила на предгорье, да и метель набирала силу, так что вскоре видимость сократилась до какого-то десятка шагов. И всё яснее и яснее доносился из снежной замети гул и завывание моторов, а затем то лязг цепей на колёсах невидимых грузовиков, то — периодически, — шлёпанье гусениц бронетранспортёра, а там уже и перестук копыт патруля «каларашей» — конных румынских егерей.

Трижды разведчики, оставив в полукилометре «инвалидную команду», выходили к самой трассе, выискивая место для броска. Наконец определились: нашли место ещё довольно высоко, чуть ниже ответвления к Кизил-Коба, но до ближайших стационарных постов охраны (высмотрели!) без малого по версте что вниз, что вверх. И почти до самой трассы доходит балка — русло какого-то, ныне замерзшего, ручейка.