Обречённый на любовь

- Она тебе знакома. Это Вита. Помнишь?

- А-а-а... Та рыженькая серая мышка? Выходит, она тебя все-таки окрутила?

- Попрошу потише! - сказал Клод. - Начинаем.

Все уставились в костер. Калинов смотрел на Виту. Флой с раздражением прошептала:

- Какой смысл?.. Если это ее сон, то и победить должен ее дэй-дрим.

Калинов встал и, пристально глядя на Виту, спросил:

- Может, не стоит?

Тинэйджеры превратились в статуи, в фигуры из музея мадам Тюссо. Джос и Медовик переглянулись и удалились от костра, растворились в полутьме.

- Зачем ты меня мучаешь? - спросил Калинов.

Вита удивилась, потом, глядя на потрескивающие сучья, спросила тихо:

- Разве Я тебя мучаю?

- Зачем ты меня здесь держишь?

- Разве Я тебя сюда звала. Ты пришел сам.

- Но я пришел за тобой.

- Вот как? - Она подняла голову. Взгляд зеленых глаз пронзил его насквозь. - Разве Я тебе нужна?

Ты мне нужна, хотел сказать Калинов. И не смог: зеленые глаза выворачивали душу наизнанку. И только когда Вита отвернулась, он сумел выпалить:

- Конечно нужна! И мне, и Марине, и детям.

Она снова посмотрела на него, но на этот раз глаза ее были какими-то мутными, словно подернутыми дымкой.

- Да, Марине и детям я нужна. Тебе - вряд ли. - Она оглянулась по сторонам, словно кого-то искала. - Я думаю, его самое время выпускать. Больше ему здесь делать нечего.

Из полутьмы вывернулись Джос и Медовик, снова устроились в кругу. Зашевелились и тинэйджеры. Загомонили, подняли головы, равнодушными глазами поглядели на Калинова. В них не было ненависти, но не было и любви. И потому Калинов не удивился, когда вокруг начал сгущаться такой забытый и такой знакомый серый туман.

И тут мысли Калинова рванулись вперед. Они стремительно заскользили, по прошлому, настоящему, будущему... И будущее без Виты было странным, незаконченным, начиненным виной и бесчестьем. И были там обида и ненависть детей, насмешки знакомых, презрение Марины. И сам он был там, какой-то ненормальный - то ли без головы, то ли без сердца, то ли без чувств... А может, и без самой жизни. В любом случае, ничего хорошего его в таком будущем не ждало.

А мысль скользила дальше. И наконец открылась бездна, в которой не было ничего - ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. И вот тут-то жизни он не видел абсолютно точно. Бездна была такова, что в ней исчезала не только его жизнь. Вместе с ним туда проваливалась и Земля, и Солнце, и все Внеземелье. В бездне не было ничего, даже вакуума, и Калинов оторопел.

Это не смерть, понял он, потому что смерть - продолжение жизни, только другими путями. Это не смерть, понял он, это полное исчезновение жизни, и помешать процессу не могут ни Сути, ни Суперсути, ни те, кто еще выше, кто не имеет даже названия. Но для жителей Земли это будет просто гибель. И все они, эти двадцать миллиардов душ, смотрели на него сейчас как на предателя, сквозь серый туман нуль-пространства, сквозь вибрирующие поля джамп-генераторов, сквозь душу самого Калинова. И он понял, что Дримленд - не убежище несчастных тинэйджеров, Дримленд - это мечты, надежды и любовь всех жителей Земли, в силу определенных причин не реализованные, не достигнутые, не прочувствованные. Потому что человек слаб, и большинство журавлю в небе предпочитает синицу в руках, и нет нужды осуждать их за это, ибо в слабости такой сила человечества, в слабости такой - пространство для развития, и пока не достигнут идеал, есть к чему стремиться и рано уходить...

- Мне рано уходить, - произнес вслух Калинов.

И серый туман рассеялся, превратился в полутьму. Калинов снова был в той же пещере, только не было тут теперь музея восковых фигур. Не было и живых тинэйджеров. Как не было и Виты. У костра сидели Джос и Медовик, смотрели в огонь, разговаривали. Калинова они не видели: полутьма у стены прекрасно маскировала его. Калинов осторожно сел на землю и стал слушать.

- Может быть, он все-таки не тот? - говорил Медовик.

- Мы не могли ошибиться, - отвечал Джос.

- Но ты же видишь - связь оборвалась!

- Однако я не теряю надежды на ее восстановление... Мы изменили тактику. Посмотрим на результаты.

- И все-таки по расчетам связь не должна была обрываться.

- Милый, он же человек. Их судьбы никогда нельзя сделать полностью фатальными. Всегда остается разброс реакций. - Джос наклонился, пошевелил горящие сучья. - Честно говоря, надоела мне эта шкура. Все время приходится контролировать процессы управления... Ты на Земле когда-нибудь ходил по краю пропасти?

- Нет, там, где я жил, была равнина.

- Ну, у нас, честно говоря, настоящих гор тоже не было. Точнее будет сказать - ходить над обрывом.

- По краю оврагов я ходил. - Медовик мечтательно улыбнулся. - И по деревьям лазил, когда бортничал.

Джос поморщился:

- Помнишь, когда стоишь на краю обрыва, появляется такое странное ощущение... Кажется, взял бы и шагнул в пустоту... Аж мышцы от желания сводит.

Медовик покивал.

- Вот у меня такие же ощущения с оболочкой, - продолжал Джос. - Так и хочется взять и перестать управлять телом. И посмотреть, что будет...

- Нос расквасишь, вот и все. Больше ничего не будет.