Обреченный странник

— Еще бы, а то болтался сейчас на дыбе в застенке рядом с дружком своим. А?

— Какой он мне друг? — удивленно пожал плечами поручик, — . Случайно встретились, только и всего.

— Не скажи–не скажи, то судьба вас вместе свела и, видать, дальше придется еще долго по жизни идти. Долг платежом красен. Тот купецкий сын нам изрядно помог, и теперь не дело для благородного человека в беде его оставлять, выручать как–то надо пленника из острога. Согласен со мной?

— Вам виднее, ваше сиятельство, — покорно вздохнул Гаврила Андреевич, хорошо понимая, что Бестужев просто так ничего не делает. Раз он решил вызволить Ивана Зубарева, значит, имеет на него какие–то свои планы, и спорить или разубеждать канцлера не имело смысла: от своего он не отступит, не таков человек.

— Повезло этому сибиряку, что матушка–императрица у нас — женщина забывчивая, и за делами своими о нем не вспомнит. Это можно как перст судьбы, опять же, расценить. Коль так все складывается, то сам Бог велел помощь ему посильную оказать.

— И куда же он денется, когда из острога освободится? В прошлый раз к прусскому королю в лапы угодил, а нынче, может, к шведам или австрийцам пожалует? — криво усмехнулся Гаврила Андреевич, которого отнюдь не радовала перспектива опекать и дальше Зубарева, быть при нем нянькой, а добром это рано или поздно не кончится, и тот опять попадет в какую–нибудь переделку.

— Вот–вот, чтоб ничего подобного более не случилось, и свезешь его обратно в Сибирь. Может, там он до поры до времени отсидится, а как понадобится, то будем знать, где его найти. Документы новые справишь купецкому сыну, человека своего приставишь, чтоб приглядывал, и живи дале спокойно. Уразумел?

— Как не уразуметь, ваше сиятельство, — хмуро отозвался Кураев. Значит, в Сибирь сызнова ехать?

— А чего не съездить–то? — похлопал его по плечу канцлер и легонько подтолкнул к выходу. — Чай, не за свои деньги поедешь, а я тем временем иное дело для тебя подыщу. Войну вот объявили, скоро армия в поход двинется, а мне там свои люди ой как нужны. Так что жду…

Кураев поклонился, щелкнул каблуками и вышел из кабинета графа, раздумывая, как ему подготовить побег Ивана Зубарева из острога, к кому обратиться за помощью, где укрыть на время, как изготовить нужные документы. Хлопоты намечались изрядные, а впереди, как сулил граф Бестужев, их предстояло еще больше.

17

В темницу к Ивану Зубареву, который уже потерял счет дням, проведенным в одиночестве, неожиданно наведался священник.

— Не желаете ли приобщиться святых тайн? — тихим, мягким голосом спросил он. — Только поначалу извольте исповедоваться.

— Прямо здесь, что ли? — удивился Иван, поскольку при остроге была небольшая церковка, куда заключенных обычно водили по воскресным и праздничным дням. Правда, последние несколько месяцев его даже в баню не пускали, не говоря о церковной службе.

— Любое место на земле угодно для слова Божия. В узилище человек о многих грехах вспоминает, раскаивается. Особенно когда с вечной жизнью рядышком оказался.

Иван перекрестился, поцеловал руку батюшки, Евангелие, крест, что тот держал, и опустился на колени, зашептал негромко:

— Как есть, раскаиваюсь в грехах своих: и в том, что отца и мать родных плохо почитал, не слушал, и в том, что жену законную одну, как есть, дома оставил, а сам по белу свету пустился счастье искать, и в том, что против императрицы, государыни нашей, злой умысел поимел…

— Что за умысел? — настороженно поинтересовался священник. — Скажи подробнее. Коль дело жизни государыни касается, должен буду епитимью на тебя самую строгую наложить.

— Не о том вы, батюшка, подумали, — горячо возразил Иван. — Совсем даже на здоровье или жизнь государыни я и не покушался, а искушение великое имел -помочь узнику тоже царственных кровей, что в Холмогорах томится.

— Кто тебя на такое предерзкое дело надоумил? — строго спросил священник, и голос его заметно посуровел.

— Король прусский, Фридрих, — не задумываясь, брякнул Иван.

— Как сказал? — дрогнула рука священника, которую он держал на голове исповедуемого. — Прусский король? Тот самый, с которым у нас нынче война началась? Не болен ты случаем?

— Истину говорю, зачем мне в обман вас вводить. Из–за него, Иуды, и в острог попал, всяческим жестоким пыткам подвергся.

— Кто же тебя свел с прусским королем?

— Судьба, батюшка, свела. И сам не думал, что так выйдет. А против императрицы нашей ничего худого не мыслил, головой клянусь.

— Велика цена твой голове, — усмехнулся священник. — Знаешь ли, что правительственный Сенат приговорил тебя к смертной казни?

— Откуда мне знать, — внутренне сжался Иван, — мне о том не передавали. Неужто, правда?

— Как Бог свят, правда. Только за тебя высокие господа хлопочут, помочь желают. Вот меня и попросили узнать: сумеешь ли ты язык за зубами держать, если на свободе окажешься. Что скажешь на то?