Обретение

— Если ты приготовила это для меня, то не можешь отдать другому! — Он вскочил и пошел следом за служанкой, пытаясь ухватить ее за подол платья. — Аллаат, Аллаат, расскажи!

Советников в шатре не было. Нориэль и Царсина сидели на своих местах и завтракали. Точнее, завтракал Жрец, а его супруга не притрагивалась к еде, лишь изредка делая глоток-другой из стоявшего перед ней кубка с вином. Одного взгляда на их лица Эрфиану хватило для того, чтобы понять: первым заговаривать о Наамане не стоит. Впрочем, этого и не потребовалось. Нориэль заговорил сам.

— Полагаю, новости ты уже слышал.

— Не знаю, что и сказать, мой Жрец. Это… странно и неожиданно.

— Он весь в тебя, Нориэль, — нарушила молчание Царсина. — Тихони делают то, чего от них никто не ожидает. Ты вбивал ему в голову ерунду насчет обруча Жреца и заставлял сидеть на советах!

— Мой свет, прошу тебя. Ты расстроена.

— Если бы не ты, он бы не ушел. Ты не позволял ему быть ребенком, Нориэль! На его месте я бы поступила точно так же, если бы во мне видели только наследницу и янтарную Жрицу!

— Замолчи, женщина, — начал злиться Жрец. — Не тебе рассказывать мне о том, как нужно воспитывать наследников.

Царсина отставила кубок и поднялась.

— Да простит меня мой Жрец, но я не собираюсь выслушивать эти речи.

Нориэль проводил взглядом жену, скрывшуюся за ведущим в сад Жреца пологом, сплел пальцы и посмотрел на стоявший перед ним кубок вина.

— Она не слышит, — сказал он.

Затянувшееся молчание прервала одна из служанок: она проверила, не опустели ли кувшины, посетовала на то, что к фруктам так и не прикоснулись, спросила, не пожелают ли Жрец или первый советник горячего травяного отвара, услышала вежливый отказ и удалилась. Нориэль вздохнул, сделал пару глотков вина, поморщился и отставил кубок.

— В глубине души Царсина верит в то, что он вернется, — обратился он к Эрфиану. — Сила, имени которой он не знает, зовет его прочь, он слышит ее голос, но не властен над ней. Она уводит все дальше и дальше. Вряд ли его нога снова ступит на эту землю.

— Мне жаль, мой Жрец.

Нориэль взял с блюда финик, но после секундного колебания отложил его.

— Отец говорил, что дети, рожденные от одного лика луны — наказание, ниспосланное первыми богами. Но боги не карают. Они преподают урок. Я должен об этом подумать.

— Не буду мешать, мой Жрец. Под вечер я должен созвать совет, мы поговорим о светлых эльфах и людях. Если ты хочешь поразмышлять в одиночестве, встреча пройдет в моем шатре.

Нориэль помедлил с ответом.

— Нет. Пусть соберутся здесь. Я давно не говорил с советниками.

— Как будет угодно моему Жрецу.

— Ты можешь идти. Хотя… нет. — Нориэль поднял руку, останавливая Эрфиана. — Хочу тебя кое с кем познакомить.

* * *

Девушка походила на до смерти напуганного детеныша дикой кошки. Бледная, с ясными черными глазами, казавшимися неправдоподобно большими на изящном личике, маленькими аккуратными губами и длинными, до колен, волосами цвета воронова крыла. Нориэлю, который был немного выше Эрфиана, она едва доходила до плеча.

— Познакомься, — заговорил Жрец. — Это Онелия. Она будет твоей служанкой.

На бледных щеках эльфийки появился румянец.

— Доброе утро, первый советник.

Голос у нее был под стать внешности — тихий, высокий и чистый. Эрфиан отложил свиток, подписанный рукой его величества Ниньяса, и жестом попросил эльфийку приблизиться. Она сделала пару шагов и посмотрела на Жреца. Нориэль кивнул и вышел из шатра, не проронив ни слова.

— Ты голодна, дитя?

— Нет, первый советник… мой господин.

Онелия окончательно смутилась, опустила голову и провела ладонями по складкам платья.

— Не первый советник, и уж тем более не твой господин. Меня зовут Эрфиан.

— Я знаю… первый советник.

Щеки эльфийки из розовых превратились в пунцовые.

— Садись, дитя.

Онелия опустилась на подушки напротив Эрфиана и подняла руку к лицу, убирая со щеки растрепавшиеся пряди. Их разделяло расстояние в пару шагов, и он почувствовал запах ее волос — тонкий аромат только что распустившихся цветов миндаля. Эльфийка подняла глаза, поймала его взгляд и торопливо опустила пушистые ресницы.

— Это твои вещи? — кивнул Эрфиан на узелок, принесенный Онелией.

— Да. Их чересчур много?

— Напротив. Кантара, моя бывшая служанка, каждый день надевала новое платье.

— У меня только три платья.

— В скором времени мы это исправим.

— Ах, нет! — заволновалась девушка. — Мне хватает и трех!

— В двух мирах нет ни одной женщины, которой хватает платьев, дитя. И не важно, сколько их у нее, три или тридцать три. Ты сказала, что не голодна. Но, надеюсь, не откажешь, если я предложу тебе выпить со мной травяного отвара?

Уговаривать Онелию пришлось долго, но она уступила. Держалась эльфийка так, словно боялась сделать лишнее движение, сказать лишнее слово и не хотела занимать слишком много места. Она оглядывала шатер, дивилась на шелковые подушки и вещи из серебра, золота и янтаря, хотя старалась не подавать виду. Заговаривать она не торопилась, но Эрфиан чувствовал, что молчание — единственный способ ее растормошить. И расчет оправдался.