Обряд

— Если вам некомфортно обсуждать это — мы можем не обсуждать, притвориться, что разговора этого не было, и все. Кстати, пейте чай. — Марианна протягивает ей чашку.

Настя принимает ее из рук преподавательницы и делает маленький глоток обжигающей жидкости.

— Что это?

— Чай.

— Это какие-то травы.

— Это зверобой.

Зверо-бой. Настя чувствует, как по спине сползает капелька пота. Ее глаза блуждают по стене с вырезками из газет и фотографиями. На одной — продолговатый камень. На другой — группа мужчин и женщин в костюмах какой-то странной народности; лицо одного из мужчин, высокого, со впалыми щеками, обведено в кружок красным фломастером.

Где-то глубоко в голове начинает тянуть и трещать.

— Я хочу предложить вам участвовать в одном исследовании, — произносит наконец Марианна, голос ее звучит как будто из телефонной трубки. — Разумеется, не бесплатно.

— А что будут исследовать?

— Вас.

— Меня?

Лампочка над головой начинает пощелкивать.

— Есть группа людей, которым очень интересен один небезызвестный мне… и вам, я так думаю, феномен. Собственно, то, что искал Барченко. От вас ничего не потребуется практически. Только присутствовать, отвечать на вопросы, может быть, МРТ, какие-то еще исследования мозга, но я не могу сказать точно, пока мы не начнем.

Настя сглатывает. От чая ей начинает драть горло.

— Это хорошие деньги, больше, чем вы зарабатываете в кофейне.

— Откуда вы знаете, где я работаю?

— Я наблюдательна. — Марианна кивает на торчащую из-под рукава Настиного пальто форменную рубашку с логотипом на манжете.

— Кого еще будут исследовать?

— Только вас.

— Почему?

— Пока мы нашли только вас.

— Почему я? Почему вы думаете, что я имею какое-то отношение к этому репрессированному писателю и его экспедиции?

— Как я уже сказала, я изучила ваше дело и…

— Мне неинтересно. — Настя резко встает и ставит чашку на стол, прямо на стопку разрозненных страниц какой-то рукописи.

— Нет?

— Нет.

— Очень жаль.

Марианна спрыгивает с подоконника и одним прыжком оказывается возле нее. Настя замирает. Осторожно, обеими руками, преподавательница поднимает со стола чашку и смотрит на оставленный ею на листах бумаги круглый рыжий след.

— Простите.

— Если передумаете — вот мой номер. — Преподавательница сует Насте в руку сложенный вчетверо листок бумаги.

Настя бросается к выходу и дергает тяжелую дубовую дверь изо всех сил — она не поддается.

— От себя, — произносит за ее спиной Марианна.

* * *

Каким-то странным образом Настя засиделась с Марианной до девяти вечера, пропустила два звонка и три эсэмэски от Артура, хотя прошло всего минут десять, не больше, с тех пор как она вошла в кабинет. Время пропало куда-то, как будто два часа просто вырезали при монтаже, думает Настя, стоя на остановке с телефоном в руке.

Будний день, и в метро почти совсем уже нет людей. Настя спускается в переход на канале Грибоедова, спешит по гулкому коридору. Отчего-то ей смешно от воспоминаний о разговоре с Марианной. Надо будет извиниться перед ней, думает она. Лучше было бы дослушать про это исследование — а вдруг это правда возможность уйти с работы, возможность спать, уткнувшись в теплого человека, которому почему-то не плевать на нее? Она даже Артуру не хочет рассказывать ни о чем, потому что знает — именно это он и скажет: надо было выслушать, прежде чем паниковать и воображать, что ее пытаются отравить чаем и еще бог весть что. Нет, ему она ни за что про это не расскажет. Потому что, если начать объяснять, почему выбрали именно ее, придется рассказать ему и остальное.

Она заходит в уже поджидающий на перроне вагон, садится на сиденье посередине, так, чтобы видеть свое отражение в прогонах между станциями. Не потому, что она считает себя красивой, а потому, что порой двоящееся отражение в мутном стекле — единственное доказательство того, что она действительно существует, что она не привидение и не сон, который снится кому-то другому.

Наверное, она входит в вагон в самый последний момент, перед тем как закрываются двери, потому что, когда она поднимает глаза от листов с распечаткой старой книги, он сидит прямо напротив нее. Она смотрится в его лицо, как в зеркало.

Это он. Точно он. А она даже не может произнести вслух его имени, только открывает рот, как рыба, пытаясь сморгнуть его, будто соринку из глаза, но он не уходит, просто смотрит из-под черного капюшона, и полы его серой шинели волочатся по грязному полу.

Настя вскакивает, листы разлетаются по вагону, подхваченные душным сквозняком метро. Он остается сидеть, потому что бежать ей некуда. Она дотягивается рукой до кнопки связи с машинистом, жмет ее, слыша в ответ только помехи, чувствуя на себе его взгляд.

— Что тебе надо? — спрашивает она, повернувшись к нему.

— Я жду, пока ты успокоишься, — тихо отвечает он.

Она снова и снова жмет на кнопку. Только треск, плеск далеких волн. Страницы разбросаны на полу островками, по которым, как в компьютерной игре, ей надо проскочить до дверей вагона.

— Зачем ты меня преследуешь? Я позвоню в полицию.

— Я просто еду в метро. Как и ты.

— Я звоню в полицию.