Обряд

Минута такая долгая, что Мишаня чувствует, как она, проскальзывая мимо, прикасается к его обветренным от мороза щекам. Руки начинают предательски дрожать под тяжестью ружья, а они, эти двое, Егерь и постовой ДПС, все никак не оборачиваются. В розовом свете костра их черные фигуры отбрасывают уродливые длинные тени до самого потолка. Чтобы они наконец заметили его, Мишане приходится сделать еще один шаг вперед.

— Руки вверх подняли!

Слова повисают в воздухе облачками пара. От волнения и мороза губы его совсем пересохли, и, стоит ему крикнуть, рот наполняется металлическим привкусом. И даже сейчас он не уверен в том, что двое мужчин перед ним понимают, что происходит, потому что оба они, резко обернувшись, смотрят мимо него, туда, где сквозь отверстие в скале прорывается внутрь пещеры снежный свет.

— Вы слепые? Я вас убью сейчас!

В этот раз Егерь и патрульный поворачивают головы на него. У них уходит несколько мгновений на то, чтобы разглядеть сначала раскрасневшееся от холода лицо Мишани и его широко распахнутые серо-желтые волчьи глаза, а потом черное дуло, которое тоже смотрит на них не мигая.

— Мишка, ты, что ли? — произносит наконец Егерь с подобием ухмылки, делая шаг в его сторону.

— А ну стой! — орет Мишаня, косясь на пояс патрульного в поисках табельного оружия. Но он в штатском, и кто его знает, что там он прячет за поясом своих огромных штанин, — в мерцающем свете костра не разглядеть, где тени, а где предметы, все подпрыгивает и двоится в глазах.

— Ну ладно, ладно, не кричи, а то сосулькой в голову получишь, — произносит Егерь, замерев на месте. — Как нас нашел?

— Руки вверх. Я тут вопросы задавать буду, — огрызается Мишаня, сглотнув, чтобы скрыть дрожь в голосе. — К стене, оба.

— Парень, ты головой ударился? — шипит постовой. — Я при исполнении, я — закон.

— Убийца ты и получишь по заслугам, — произносит в ответ Мишаня, сам не понимая, откуда в его еще мгновение назад дрожащем голосе взялась эта холодная твердость. — Ты и подельник твой, носом к стене встали.

— Ты совсем рехнулся? — Егерь сверкает на него белками глаз.

В ответ Мишаня взводит курок, и это становится финальным аргументом. Мужчины нехотя плетутся к стене.

— А теперь рассказывайте мне все, поняли! И руки держите так, чтоб я видел.

— Что рассказывать-то? — шипит патрульный.

— Все как есть.

Егерь косится на него, а потом оглядывается за спину. Что же он там увидел? Мишаня оборачивается всего на секунду, и в этот момент раздается крик.

— Фас, фас, Норд, давай его! Ко мне, давай, фас!

Мишане не разглядеть против света ничего, кроме серо-черной массы, которая стремительно приближается к нему, сверкая парой зеркальных глаз. Он стреляет прежде, чем тень достигает его ног, опережает ее на мгновение. Пещера будто раскалывается от звука выстрела, глаза начинают слезиться от пороха, так что он теряет зрение, а когда оно возвращается, чувствует, как кто-то тянет ружье на себя. Патрульный. Мишаня пытается стряхнуть его, но он вцепился крепко. Извернувшись, ему удается снова взвести курок, воткнув дуло в беззащитную массу толстого живота.

— А ну отойди! — кричит Мишаня. — Я выстрелю.

Патрульный отлепляет ладони по одной и пятится назад. У Мишани опускаются руки, он вроде бы должен что-то требовать, командовать, но его колотит, а перед глазами плывут белые пузыри.

— А Егерь где?

— Побежал за псиной своей. Ты вроде попал в бок ему.

— Псиной?

— Ну да. А ты думал, кто? Волк? — патрульный невесело усмехается золотым зубом.

— Что вы тут делаете? В пещере в этой?

Патрульный вздыхает. Мишаня косится на вход, с тревогой ожидая, что на пороге вот-вот появится Егерь с ружьем, а еще хуже — злое раненное им животное.

— Ну че молчите-то?

— Смешной ты парень, ей-богу. — Патрульный сплевывает на пол.

— Чего смешного?

— Сам дулом мне в харю тычешь, сам же и выкаешь мне еще. Вежливый бандит.

— Я не бандит.

— Так вот и мы не бандиты.

Мишаня пожимает плечами.

— Вы отвечать на вопросы будете? Я ж вам доказал уже, что не боюсь выстрелить.

— Да уж, весь в брата. И в отца своего.

Ярость и гордость накатывают на Мишаню двумя горячими волнами, заставляя руки, сжимающие ружье, подняться над землей.

— Ну тише, тише. Я это как похвалу тебе, если что.

Мишаня сглатывает.

— Вы Петьку за что убили?

Брови патрульного ползут вверх.

— Так вот в чем дело, вот чего ты тут ружьишком дедовым размахивать начал. Тю-ю…

— А вы не отговаривайтесь. Вы мне правду скажите, что делали тогда ночью в лесу, и что прячете здесь, и зачем вам… зверь?

— А вот он тебе и расскажет. — Патрульный кивает на вход, где на фоне белого марева снегопада вырисовывается рослая фигура Егеря. К его сапогам жмется, прижав хвост, собака.

— Безоружные мы! — кричит Егерь, поднимая вверх руки.

Мишаня взмахивает стволом, показывая ему проходить.

— Ты ружье-то, может, опустишь, и мы так поговорим? Как мужики? — произносит Егерь, поравнявшись с ним.

Мишаня смотрит на старого серо-желтого пса, который идет за Егерем, опустив голову. Крови на нем не видно, только влажная от снега шерсть стоит торчком на холке.