Обряд на крови

— Он что, козлина старый, в вечном празднике? — хрипел ему в тугое после взрыва ухо Краев, когда, проскочив в диком темпе зеленку и отойдя от кишлака на значительное удаление, группа, выставив охранение, расположилась на дневку в коротком и узком, как щель, ответвлении пересохшего, усеянного валунами речного русла. — Сегодня же у этих диких маразматиков — обычный будний день и даже не пятница, а понедельник. А он, придурок, в белом тюрбане? Да без кулаха?..[51]

И в таком сраче?.. Да только идиот на это купится!..

Шорох снега поблизости, неожиданно возникший на слуху, моментально отрезвил, вернул в действительность. Славкин машинально вскинул винторез, но через несколько секунд, матюгнувшись, отключил прицел: «Колонок, зараза, почти впритык мышкует. Совсем, паршивец, наглость потерял… Ладно. Хватит расслабляться. Пора, наверное, вперед двигать? Час с гаком уже прошел с тех пор, как полностью стемнело».

Быстро уничтожил все следы своего пребывания на привале и снялся с места.

Шел неторопливо. Напрямик через кусты не ломился, но и не особо осторожничал: «Судя по планшетнику, до стоянки мужиков — не меньше трех километров. На таком расстоянии через чащобу да в сопках даже при полном безветрии ни черта не услышат. Да тут же через горушку перевалишь, и ори не ори — не дозовешься… Ну а зверь в такой тиши все равно к себе вплотную не подпустит. Минимум на сотню метров. Да и то не устоит: с ночником же — не под фарою охотиться. Придется выцеливать по бегущему, что в таких дебрях практически неосуществимо. Поэтому надо бы поскорее на какой-то длинный прогальчик выбираться. Но в этом районе — ни дорог, ни просек на двести верст в округе и в помине нет. Поэтому правильнее всего будет сразу же спуститься в низину и держаться поближе к мари».

Однако все его попытки подстрелить какую-нибудь дичину на пропитание оказались в эту ночь абсолютно безрезультатными. Сколько ни колобродил по подножию окрестных сопок, так и не удалось ни разу подойти к зверью на выстрел. Да не то что подойти, даже толком поймать его в прицел не удалось. Несколько раз на какие-то доли секунды появлялись в окуляре ночника крошечные расплывчатые светлые пятна, но тут же исчезали, гасли без остатка. Даже прижать приклад к плечу не успевал, не то что до курка дотянуться. Короче, одна пустая маета в итоге вышла. Только взмок до нитки да дыхачку подорвал чувствительно.

Глянул на часы, и от злости глаза закатились — до рассвета оставалось меньше двух часов. А это означало, что ни о каком путевом отдыхе теперь уже и речь идти не могла: «Максимум через час после восхода эти таежники гребаные с бивуака сорвутся, а отпускать их от себя больше, чем на полчаса хода, совсем нежелательно. Иначе невозможно будет ситуацию под контролем держать: а вдруг какие-нибудь очередные нежелательные потенциальные попутчики опять к Андрюхе подвалят. Поэтому намеченный отдых, ясный пень, однозначно отменяется. Придется, видно, на энергетики подсаживаться, а если так и дальше покатит, то и горстями жрать их, пока мотор троить не начнет и намертво в горло не забьется… Ну, ладно. Поживем — увидим».

Остановился. Наскоро перекусил смерзшейся до ломоты в зубах безвкусной тушенкой — на разогрев уже времени не оставалось. Запил ледяной водой из фляжки. К коньяку не притронулся. После бессонной ночи и дикого напряга не взбодрит, а только в ступор введет.

Вылез на верхотуру, уравнял дыхание. Определил по планшетнику точное направление движения и размеренным шагом побрел вперед, временами подсвечивая себе путь фонариком.