Общая теория права и государства: Учебник

Подмеченный основоположниками «выход» классового инте­реса «за свои действительные границы» особенно виден в периоды радикальных социальных сдвигов, когда широкий, непредвзятый взгляд на проблему дает корректное решение, когда подход с воз­зрений общечеловеческих менее всего искажает социально-поли­тическую картину, содержание высказанных идей. К сожалению, пренебрежение классическому наследию или архипрагматическое манипулирование им становилось общепринятой практикой. Подобное случилось с методологическими принципами В.И. Ле­нина из популярной лекции «О государстве». Показательно и одновременно поучительно: забвение классовой позиции и ее не­померная эксплуатация одинаково неприемлемы. Выступая перед рабочими и крестьянами, только приступившими к изучению права и государства, оратор подчеркивал, что «едва ли найдется другой вопрос, столь запутанный умышленно и неумышленно представителями буржуазной науки». Мысль, подсказанная устно, с трибуны, с элементами эмфазы, дидактики, применитель­но к конкретному составу аудитории и времени, впоследствии без­основательно раздувалась в академических трудах до nec plus ultra. Во всяком случае, трудно представить дальше стоящий от истины «вывод», что вся домарксистская наука единственно за­нималась тем, что запутывала вопрос о государстве и праве. Можно спорить или соглашаться с тем, например, что методология не сво­дится к совокупности определенных методов, способов познания, а является цельным, внутренне единым аппаратом познания го­сударственно-правовых и политико-идеологических явлений. Од­нако бесспорно, что видеть за партийностью и классовостью боль­ше, чем один из приемов познания, специфический, ad hoc мето­дологический подход и возводить его в универсальный принцип означает идеологизировать средства научного анализа, а значит, и его результаты. Идеологизированные позиции исследователя не давали в полной мере проследить историческую траекторию, причастность к духовным ориентациям прошлого. Монополизм, одно­мерность и однонаправленность средств анализа не учитывали противоречивую, двойственную сущность наблюдаемых явле­ний - права и государства. Содержание классового подхода по­степенно составили идеологическая нетерпимость, закрытость. Многозначное, совокупно добываемое общественно-политическое значение искусственно делилось на «свое» и «чужое», причем пос­леднее заранее обрекалось на ошибочность. Мыслитель, теоретик прошлого, получал право на существование в нашем сознании лишь в той мере и в том качестве, в каком упоминался классиками марксизма. Идеологизированный классовый подход «логично» приводил к заключению о том, что принципиальные вопросы о государстве и праве и его роли в классовом обществе домарксист­ская мысль не могла не только решить, но и правильно поставить. Как о высшей похвале в адрес домарксистских теоретиков писа­лось об «отдельных догадках», о той или иной «степени прибли­жения домарксистских учений к научной интерпретации» госу­дарственно-правовых вопросов. Таким образом, выстраивались своего рода идеологический рейтинг, лестница теоретических ран­гов и заслуг. Степень демократизма теорий определялась той ролью, которую отводил мыслитель трудящимся слоям граждан­ского населения, и потенциалом превосходства тенденций и целей угнетенного класса над проявлением общечеловеческих тенден­ций и целей. Смещение акцентов в методологии отражалось и на полярности ценностных ориентации. Например, гипертрофия идеологизированного взгляда вела к искажению представлений о выполнении «общих дел» государства, на что обращали внимание основоположники марксизма в ряде произведении. Считалось, что, в конечном счете и эта функция государства направлена на защиту эксплуататоров. По этой же причине упор в характеристике госу­дарства (не исключая общенародного) делался на его классовой стороне. Государство как «машина угнетения» подавляло свою другую сторону - инструмент устранения противоречий, стаби­лизации общественных связей. Аналогичное положение склады­валось и в отношении права: всемерное подчеркивание его импе­ративно-классовой стороны как «возведенной в закон воли гос­подствующего класса», по существу, отрицало рассмотрение его как средства согласования разнородных воль, как условие ком­промисса социальных интересов, как «меру свободы». Думается, что здесь к месту вспомнить о том, что диалектика - это и есть изучение противоречий в самой сущности предметов: не только явления преходящи, текучи, отделены условными гранями, но и сущности вещей тоже противоречивы.