Со вздохом он заставил себя наконец подняться с постели, причесаться и сойти вниз. При всей привязанности к другу его ничуть не увлекала перспектива беседовать с Алджи во время и после обеда. Он стремился к одиночеству, однако очень удивился, когда желание исполнилось. Алджи нигде не было. Он то ли вознесся на небо в огненной колеснице, то ли встретил своего дядю Генри и получил приглашение на обед в Эшби-холл. И то, и другое представлялось маловероятным, но иное объяснение предложить было трудно. Билл прождал полчаса и пошел обедать в одиночестве. Усаживаясь за стол, он заметил рядом с салфеткой, любовно сложенной в форме лотоса, письмо.
Билл рассчитывал надолго задержаться в Эшби Параден, поэтому, уезжая из Вэлли-филдс, договорился на почте, чтобы всю корреспонденцию пересылали сюда — вдруг придет весточка из Нью-Йорка, от литературного агента, которому он послал книгу. Сейчас Билл с трепетом обнаружил, что так оно и есть. Дрожащими пальцами он вскрыл конверт и начал читать.
Содержимое конверта не обмануло его надежд. Послания литературных агентов — всегда шедевр отточенной прозы, но это выделялось даже на общем фоне. Биллу казалось, что он не читал ничего настолько увлекательного и стилистически безупречного.
Подошла официантка и предложила на выбор вареную говядину и куриный рулет, но любезно предупредила, что от рулета разборчивому едоку лучше воздержаться. Билл сказал: «Да, вареную говядину, пожалуйста», хотя хотел бы поведать целую историю.
«Мейбл, — хотелось ему сказать, — знаете, что? Я отправил свою книгу некоему Бринсли Меривезеру в Америку, не думая, что от этого будет какой-то прок, и вы изумитесь, услышав, что он не только отнес ее в крупное издательство, но и продал в журнал за астрономическую сумму в четыре тысячи долларов. Думаю, это самая большая сенсация в истории английской литературы, так что, если вы хотите новую шляпку, норковый палантин или что-нибудь в таком роде — покупайте, а расходы черкните на мой счет».
Только разделавшись с говядиной и последовавшим за ней неаппетитного вида бланманже, он метеором пал с розового облака и вспомнил, что жизнь беспросветна. Как бы ни старались Бринсли Меривезер и крупное издательство поднять его дух, они были не в силах изменить того факта, что Джейн Мартин скоро будет зваться миссис Л.П.Грин.
Билл мрачно отказался от сыра и пошел в бар предаваться отчаянию.
В первый раз он так увлекся письмом, что только сейчас, перечитывая его по-новой, увидел внизу пометку «см. на обороте» и, перевернув листок, обнаружил, что Бринсли Меривезер приписал постскриптум.
В нем литературный агент советовал Биллу, не теряя времени, ехать в Америку, чтобы изучить американский рынок, познакомиться с издателями и вообще подкрепить первый успех. Только так, писал Бринсли, можно раскрутить стоящую вещь.
Предложение потрясло Билла своей своевременностью. За годы в Америке он полюбил эту страну. Если ехать в нее, то, конечно, именно сейчас. Обычно отвергнутые влюбленные из Англии отправляются в Скалистые Горы стрелять гризли, но встречи с издателями — вполне адекватная замена.
Правда, денег на билет у него не хватало, но, если показать письмо, банк в Олдвиче наверняка согласится на превышение кредита.
Билл решил, что займется этим завтра с утра.
Глава десятая
Обычно, если человек собирается проехать на поезде тридцать пять миль и вернуться к обеду, друзья и родственники не провожают его на вокзал, приберегая этот трогательный знак заботы для более долгих расставаний. Однако необходимость выйти из дома, имея при себе пресс-папье Красавчика, повергла Уэнделла в такое смятение, что Генри и Келли сочли своим долгом морально его поддержать. Они опасались, что в противном случае он дрогнет и вернется с полдороги.
Его речи на платформе только подтвердили их опасения. Он говорил почти исключительно о вездесущем сыщике, чья черная тень преследовала его повсюду. Как знать, говорил Уэнделл, что сыщик не бродит поблизости? Вдруг некое дьявольское чутье подсказало ему, что он, Уэнделл, вместе с пресс-папье направляется сейчас в Лондон?
Напрасно Келли уверяла, что, будь на платформе сыщик, она бы его увидела. Напрасно Генри говорил, что сыщика не существует в природе. Ничто не могло вернуть Уэнделлу утраченное спокойствие. Только мысль, что сокровище окажется в банке, кое-как поддерживало в нем силы. Больше всего он напоминал нервного лазутчика, которому поручили пронести сверхсекретные документы через расположение вражеских частей.
Это может показаться странным, если вспомнить, как беспечно Уэнделл назвал сыщика «хорьком» и как решительно был настроен вчера в разговоре с Алджи. Однако все объясняется просто. Тогда он был под завязку нагружен домашним пивом из «Жука и Клена», под воздействием которого тишайшие обитатели Эшби Параден, бывало, лезли в драку со всеми подряд. К утру действие возбуждающего напитка выветрилось, и Уэнделл вновь стал робкой ланью, как в свои допивные дни.