Читаем Общество сознания Ч полностью

В храме уже никого не было, кроме Вячеслава и Полупятова. Неся под мышкой стопку книг, а в левой руке сумку, Чижов шел следом за отцом Василием. Выйдя из храма, Полупятов сразу ушел, Вячеслав принялся рьяно креститься и кланяться, а батюшка - закрывать замок на дверях. В небе сияла полная луна, но на востоке уже вовсю загоралось, скоро рассвет.

- Хорошо-то как! - вырвалось из глубины сердца Чижова.

- Премного зело хорошо, - весело добавил батюшка. - А повенчаться всем вместе еще лучше будет. И ты, Вячеслав, давай съезди в Москву за своею и привози ее на Красную Горку. Всех повенчаем. Мы с моей Натальей тоже на Красную Горку венчались.

- Венчались? - радостно выпалил Василий Васильевич.

- Ну а как же! - хмыкнул батюшка. - Что ж мы, невенчанные, что ли, как вы все? Сто лет назад венчались мы с Натальюшкой. Фотография даже имеется. Сейчас в избе покажу.

- А ведь Красная Горка - языческий праздник, - заметил неугомонный Вячеслав. Это он-то, посрамленный клеветник!

- Сам ты языческий праздник, - сердито отвечал священник. - Первый день после Великого поста, когда можно совершать бракосочетание в церкви. Старинный обычай венчаться на Красную Горку, как в народе именуют Антипасху. Старинный, но не языческий. Хотя многие языческие праздники христианство благоразумно растворило в своих праздниках.

Чижов, ни жив ни мертв от счастья, с ликованием слушал голос отца Василия. Венчаны! Услышана его молитва! Посрамлен клеветник! Да и разве ж могло быть иначе?

- Вячеслав! - окликнул Василий Васильевич строго.

- Что? - отозвался клеветник.

- А вот то! - рассмеялся Чижов. - Дед Пехто! Дурак же ты, братец!

- Ну не ссорьтесь! Вы чего это? - одернул его батюшка.

Они вышли на дорогу, лежащую между кладбищем и селом. Там ожидали попрощаться с батюшкой приехавшие на автобусе, который уже фурычил. Отец Василий благословил их, попрощался ласково, и они счастливые и сонные побрели в автобус. На дороге остался Белокуров со своим товарищем. Вид у главного редактора "Бестии" был глуповатый. Видимо, он до сих пор переживал случившееся во время крестоцелования происшествие с избалованной красоткой. Той нигде не было видно - должно быть, вместе с остальными пошла в дом батюшки.

Белокуров махнул в сторону прорезавшегося за дальним лесом солнца и произнес совсем уж глупое и неуместное:

- Daybreak, gentlemen!*

Когда они подходили к дому батюшки, он сказал Чижову:

- Вы были неотразимы.

- Скажите это своей очередной поклоннице, - не утерпел и огрызнулся Чижов.

- Да ладно вам дуться! Ну простите же меня, Вася! Хотя...

Он нахмурился и хмуро входил в дом. То-то же!

В доме было светло и радостно, стол ломился от праздничных яств и напитков, матушка суетилась, распоряжаясь Ладой, которая раскладывала ножи и вилки. К разговлению приглашались Чижов, Полупятов, Вячеслав, Белокуров, его спутник и Лада. Отец Василий прочитал молитву, затем он, матушка, Василий Васильевич и Вячеслав пропели трижды тропарь "Христос воскресе из мертвых...", стали рассаживаться. При этом Лада посмотрела на Чижова как-то виновато-умоляюще: мол, забудем, забудем! Они сели рядом, а Белокуров напротив них. Стали биться крашенками, отец Василий наколотил всем, а его яйцо не разбивалось.

- А в молодости, - говорил он, - я до того любил вареные крутые яйца, что просто смерть. Бывало, дождусь Пасхи и наемся. Поверите ли, нет, но однажды в Пасху съел полсотни. Уж стыдно было, возьму яйцо, зайду за угол, счищу и - ам! Перед войной дело было. Потом на фронте часто вспоминал те полсотни. Сидишь в окопе и мечтаешь: "Хоть бы один желточек!" Ну-ка, Вася, давай еще по рюмочке! Вот скажи, почему называется "рюмка"?

- Не знаю, - улыбался Чижов.

- А я знаю, - встрял Белокуров. - "Рюма" по-старославянски "слеза", а "рюмка", стало быть, "слезка".

- Правильно, - похвалил отец Василий. - Сразу видно знающего человека. Ну, за ваше здоровье!

- И хватит! - стала брать свое матушка. - По три рюмочки, или, как вы говорите, по три слезинки и - спать. Уже половина седьмого, а отец Василий собирается в полдень опять служить да крестный ход водить.

- Ну как будто в первый раз, ласточка моя! - приобнимая ее, простонал отец Василий. - Часик посплю и - как огурчик!

- Оно, конечно, не в первый, а возраст-то, батюшка! Ну все, молчу, делай как хочешь, только потом не кряхти.

- И ты не кряхти, а принеси-ка лучше наш альбом с фотографиями, я похвалялся, что покажу.

- Ну вот еще! Сиди уж, похваляться!

- Принеси! - топнул ногой священник и, покуда матушка ходила, приказал налить еще по рюмке и мгновенно выпить.

Появился альбом с фотографиями.

- Вот этот снимок, - комментировал отец Василий, - я клал под подушку, мечтая: "Да будет моею!" Вот, поглядите, какая тут моя Наталья красавица. Сколько тебе здесь?

- Семнадцать или восемнадцать, не помню, да и ни к чему теперь помнить.

- Коса, видите, какая у нее была. А вот, обратите, внимание, у дверей храма после венчания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное