Общество усталости. Негативный опыт в эпоху чрезмерного позитива

Именно на голую, ставшую радикально преходящей жизнь реагируют гиперактивностью, истерией работы и производительности. Сегодняшнее ускорение также во многом связано с этой нехваткой бытия. Трудовое общество достижений – это не свободное общество. Оно производит новые типы принуждения. Диалектика господина и раба в итоге приводит не к тому обществу, в котором каждый свободен и способен на досуг. Скорее оно приводит к трудовому обществу, в котором господин сам стал трудящимся рабом. В этом обществе принуждения каждый располагает собственным трудовым лагерем. Этот трудовой лагерь примечателен тем, что в нем заключенные одновременно являются надзирателями, а жертвы – хищниками. В нем эксплуатируют самого себя. Тем самым становится возможной и эксплуатация без господства. У людей, страдающих от депрессии, ПРЛ или СЭВ, развиваются симптомы, которые наблюдались также у Muselmänner в концентрационных лагерях. Muselmänner – это обессиленные, изможденные арестанты, которые, как и люди с острой формой депрессии, стали полностью апатичными и даже уже неспособны отличить физический холод от приказов надзирателя. Мы не можем избавиться от подозрения, что позднесовременное animal laborans

с нейрональными расстройствами само является Muselmann, с той очевидной разницей, что в отличие от Muselmann оно лучше питается и нередко заплывает жиром.

Последняя глава «Vita activa» Ханны Арендт повествует о победе animal laborans

. В противовес этой общественной тенденции Арендт не предлагает никакой действительной альтернативы. Она лишь смиренно заключает, что способность к действию ныне ограничивается малым. Тогда на последних страницах своей книги она напрямую взывает к мышлению. Упомянутые негативные общественные тенденции менее всего навредили мышлению. Хотя будущее мира зависит не от мышления, а от власти действующих людей, мышление тем не менее не безразлично для будущего человека, потому что мысль среди деятельностей vita activa является самой деятельной и превосходит все деятельности своим чисто деятельным бытием. Поэтому она завершает свою книгу словами: «Люди, как-то ориентирующиеся в опыте мысли, вряд ли не захотят согласиться с изречением Катона <…>: “Никогда ты не деятелен так, как когда на взгляд со стороны сидишь без дела, никогда не менее одинок чем в уединении с одним собой”»[25]

. Эти заключительные строки кажутся крайней мерой. Что может произвести то чистое мышление, в котором «опыт деятельного бытия выражается в чистейшем виде»[26]

? Именно этот упор на деятельное бытие имеет много общего с гиперактивностью и истерией позднесовременного субъекта достижений. Немного неуместным кажется и изречение Катона, которым Арендт завершает свою книгу, потому что на нем изначально основывается Цицерон в своем трактате «De re publica». В цитируемом Арендт месте Цицерон побуждает своего читателя вернуться от «форума» и суматохи «толпы»[27] к одиночеству созерцательной жизни. Так, процитировав Катона, он сразу же восхваляет именно vita contemplativa. Согласно ему, не активная, а именно созерцательная жизнь делает человека тем, чем он должен быть. Арендт превращает все это в хвалу vita activa. То одиночество созерцательной жизни, о котором говорит Катон, также просто несовместимо с «властью деятельных людей», к которой вновь и вновь взывает Арендт. Таким образом, в конце своего трактата «Vita activa» Арендт невольно выступает за vita contemplativa. От нее остается скрытым, что именно утрата способности к созерцанию, которая не в последнюю очередь связана с абсолютизацией vita activa, ответственна за истерию и нервозность современного активного общества.

Педагогика зрения