Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР

Действительно, немногочисленная научная элита («епископы науки») сильно интегрирована в связанную с центрами власти верхушку общества во всех индустриальных странах. В США научная элита составляет одну из взаимосвязанных сетей, образующих «правящий слой» (другие сети составлены финансистами, промышленниками, чиновниками и военной элитой). Ученые включены в управление военно-промышленно-научного комплекса как члены советов директоров корпораций, члены и эксперты множества комиссий и комитетов. Кроме того, они интегрированы непосредственно в политическую власть.

Американский теоретик международных отношений Ганс Моргентау говорил, что взаимодействие и взаимопроникновение академической и политической элит в США привело к возникновению «академическо-политического комплекса», в котором университеты стали гигантскими станциями обслуживания запросов правящих кругов, причем в этой функции превратились в неотъемлемую и незаменимую часть системы. Начиная с Франклина Рузвельта, ученые активно привлекаются руководством США для выполнения политических функций. Так, ученый-экономист Гарри Декстер Уайт был главным архитектором Международного валютного фонда, его план был принят на Бреттон-Вудской конференции. Даже в «анти-интеллектуальную эпоху Никсона» обладателями ученой степени Гарвардского университета были госсекретарь, министр обороны, заместитель госсекретаря, главком союзных сил в Европе, помощник президента по военным вопросам.

Выпускник, а впоследствии профессор Принстонского университета Джордж Кеннан занимал ответственные посты в Госдепартаменте США. Генри Киссинджер с 1954 г. преподавал в Гарварде, в 1969 г. он стал помощником президента Никсона по вопросам национальной безопасности, в 1973–1977 гг. был госсекретарем США в администрациях Никсона и Дж. Форда, в 1977 г. вернулся к преподавательской деятельности. Профессор-физик Гарольд Браун занимал пост министра обороны (1977–1981). Роберт Макнамара, министр обороны при Дж. Кеннеди и Л. Джонсоне (1961–1968), преподавал в Гарварде. Список таких ученых-политиков очень велик. Почти все они обучались, защищали диссертации или преподавали в одном из университетов, входящих в «Лигу плюща», и тесно сотрудничали друг с другом, независимо от места работы [204][50]

.

В СССР ведущие ученые принадлежали к высшим категориям номенклатуры, их присутствие было очень весомо в ЦК КПСС и в Правительстве. Кем были прежде всего И. В. Курчатов, Е. П. Велихов или Г. И. Марчук — исследователями или политиками, государственными деятелями? Сейчас в РФ положение иное, страна переживает переходный период, и конфигурация взаимоотношений власти и научного сообщества еще не сложилась.

Но в любом случае «приручение» высшей научной элиты является важной задачей властей любого индустриально развитого государства. Блага и почести, которые достаются представителям этой элиты, не пропорциональны их заслугам как исследователей, их роль — освящать политические решения. Аналогичным образом, диссидентское идеологическое течение резко усиливает свои позиции, если ему удается вовлечь известных ученых. Например, общественный образ Движения сторонников мира в 50-е годы на Западе во многом определялся участием в нем таких ученых, как Фредерик Жолио-Кюри или Лайнус Полинг. А насколько слабее были бы позиции движения диссидентов в СССР, если бы во главе его не стоял крупный физик, академик А. Д. Сахаров, хотя никакого отношения к ядерной физике его политические идеи не имели.

Таким образом, ценность для идеологии одобрения со стороны ученого не связана с его рациональной (научной)

оценкой того или иного утверждения. Одобрение ученого носит харизматический (то есть определяемый не знанием, а ценностями) характер — общественные противоречия вызваны не дефицитом знания, а столкновением идеалов и интересов. И тут точное знание ученого мало чем может помочь, на языке науки ценности не излагаются.