Ричард Деминг

Общий признак

Нужное нам задание оказалось обычной для Кингзхайвей гостиницей с малогабаритными номерами. Такие гостиницы попадались на каждом шагу в кварталах севернее «Чейз-Отеля». Навстречу мне из-за стойки в вестибюле поднялся молодой человек лет двадцати: дежурный.

Предъявив значок на лацкане, я представился:

— Сержант Сод Хэррис, из отдела убийств. Это вы звонили?

— Нет, сэр. Управляющий гостиницей, м-р Торн. В полиции сказали, чтобы он ждал вас у себя в квартире и никуда не выходил. Позвать его?

— Пока не стоит. Лучше я сначала поднимусь, сам все осмотрю.

В левом крыле третьего этажа, где располагался 313-й номер, почти половина дверей была распахнута настежь. Обитатели номеров или маячили на пороге, или толпились в холле, поглядывая в сторону 313-го, где перед дверью скучал молодой полицейский в форме.

Не успел я вытащить свое удостоверение, как он воскликнул:

— Добрый день, сержант Хэррис! — а удостоверение так и осталось лежать в моем кармане.

— Мы знакомы? — опешил я.

— Патрульный Карл Бад, сержант! Вы читали нам лекции в Полицейской Академии, «Сохранность улик при расследовании убийств».

Лекция, о которой он упомянул, состоялась меньше месяца назад, следовательно, передо мной стоял свежеиспеченный выпускник Академии; так сказать, новобранец, пополнивший ряды доблестных стражей закона.

Отстранив его, я открыл дверь и вошел. Патрульный Бад шагнул следом, затворил дверь и прислонился к ней спиной.

Квартира сильно смахивала на типичное логово холостяка: одна большая комната, днем служившая одновременно и столовой, и гостиной, а по ночам превращавшаяся в спальню, когда из шкафа раскладывалась откидная кровать. В стенной нише размещалась раковина, шкафчик, холодильник и комнатная кухонная плитка, однако скромные размеры ниши все-таки не позволяли назвать ее кухней. С одной стороны ниши дверь вела в ванную, а с другой виднелась раздвижная дверца туалета.

Сейчас откидная кровать была разложена. Поперек нее раскинулась женщина — на вид лет сорока. Полное тело уже начало проседать в характерных местах. О чертах ее лица судить было трудно, потому что оно распухло до полной бесформенности из-за проволоки, так туго врезавшейся в шею, почти тонувшей в складке кожи. От розовой ночной рубашки, разорванной сверху донизу, оставались лоскутья, едва прикрывавшие тело.

Я наклонился и осмотрел проволоку: тонкую, гибкую рояльную струну, скрученную в петлю со скользящим узлом под правым ухом жертвы. Свободный кусок проволоки длиной полтора фута болтался, продернутый в узел, и на конце скручивался, будто его наматывали на ладонь. Такая тонкая струна не могла не поранить голую руку убийцы, но отсутствие следов крови на свободном конце наводило на мысль, что дело не обошлось без прочных перчаток.

Карл Бад заметил:

— Так вот она, знаменитая гарота! Во второй мировой «коммандос» снимали этой штукой часовых.

— Знаю, — пробормотал я. — Вы не поверите, но, хоть я и не так уж стар, а на второй мировой успел побывать.

Он с сомнением взглянул на меня, готовый с высоты своей молодости заподозрить во мне скорее ветерана Первой Мировой. Я немного покружил по комнате, разглядывая все подряд, но на глаза не попалось ничего, за что бы ухватиться для начала. Тогда я предложил Баду:

— Ну что ж, начинай.

— Женщину зовут миссис Этель Эйеронс, и управляющий говорит, что она живет здесь около шести месяцев, одна. По-моему, вдова или разведенная. Работает косметичкой в салоне красоты «Доув-Бьюти» на Эуклид. В пятницу она не появилась на работе. Хозяйка звонила ей несколько раз, но безрезультатно. Сегодня, когда Этель опять на работу не вышла, последовало еще несколько звонков — и никакого ответа. В конце концов хозяйка не на шутку всполошилась, явилась сюда лично, заставила управляющего отпереть дверь — и вот что они нашли.

Я помрачнел. Выходит, убийство случилось в ночь с четверга на пятницу, а состояние тела, кажется, тоже указывает на срок, по крайней мере, не меньший. Бросив взгляд на циферблат, я увидел, что уже три тридцать. — В котором часу они обнаружили тело?

— Ну-у, звонок управляющего раздался в три. Мы с напарником были здесь в три десять. Он в машине остался, на радиосвязи.

— Насколько я понял, управляющий гостиницей ждет у себя на квартире? Ну, а где же хозяйка косметического салона, о которой вы рассказывали? — полюбопытствовал я.

— Она тоже там. Страшно расстроилась, и м-р Торн предложил ей зайти, хлебнуть брэнди.

Я оставил Бада снова на страже двери и отправился вниз. Юноша- дежурный объяснил, как пройти к управляющему.

Эврит Торн был высоким, худым мужчиной шестидесяти лет, то ли холостяком, то ли вдовцом, ибо в комнате не было и следа женского присутствия. А хозяйка салона оказалась крепко скроенной, ладной блондинкой по имени Мэри Бомгартнер, и дать ей можно было примерно пятьдесят пять. Они по-приятельски налегали на брэнди и кофе. В ответ на приглашение Торна я принял кофе, а от брэнди уклонился.