Обсидиановая бабочка

– Да, но в этом нет ничего личного. Скажем так: после прикосновения смерти я не знаю, кому верить, в магическом, так сказать, смысле.

– Ты хочешь сказать, что я тебя спасла, потому что этот хозяин мне разрешил?

– Я не знаю.

Она впервые помрачнела.

– В этом можешь мне верить, Анита. Нелегко было тебя спасти. Мне пришлось окружить тебя защитой, и частью этой защиты была моя собственная сила, моя сущность. Если бы я оказалась недостаточно сильна или имена, которые я призвала на помощь, были бы недостаточно сильны, мне пришлось бы умереть вместе с тобой.

Я глядела на нее и хотела верить, но…

– Спасибо.

Она вздохнула, оправила подол платья пальцами в кольцах.

– Хорошо, я пришлю к тебе знакомого человека, но потом мы должны поговорить. Твой друг Тед рассказал мне о метках, которые связывают тебя с вервольфом и вампиром.

Наверное, что-то отразилось у меня на лице, потому что она добавила:

– Мне надо было об этом знать, чтобы тебе помочь. Я уже спасла тебе жизнь, когда он приехал, но я пыталась восстановить твою ауру, и не получалось. – Она провела надо мной рукой, очень близко, и я ощутила, как теплый след ее силы коснулся моей. Над грудью, над сердцем она остановила руку. – Вот здесь дыра, будто не хватает какого-то куска. – Рука пошла ниже, остановилась над бедрами или в нижней части живота – зависит от точки зрения. – Здесь еще одна. И там, и там – чакры, важные энергетические точки тела. Опасно, если не можешь закрыть их от магического нападения.

И снова у меня сердце забилось сильнее, чем надо было.

– Они закрыты. Я последние полгода над этим работала.

Леонора покачала головой, осторожно убирая руки.

– Если я правильно поняла слова твоего друга насчет триумвирата силы, в который ты входишь, то эти места – как электрические розетки в стене твоей ауры, а у тех двух тварей – вилки от них.

– Они не твари.

– Тед их описал в очень нелестных красках.

Я нахмурилась. Действительно, похоже было на Эдуарда.

– Теду не нравится, что у меня такие… близкие отношения с монстрами.

– У тебя любовные отношения с обоими?

– Нет… то есть… – Я попыталась найти короткую версию. – Я спала с ними обоими в разное время. То есть какое-то время я… встречалась с ними обоими, но ничего хорошего не вышло.

– Почему?

– Мы стали вторгаться в сны друг друга. Думать мыслями друг друга. Каждый раз после секса это становилось сильнее, будто узлы затягивались еще туже.

Я замолчала – не потому, что все сказала, а потому, что словами этого было не передать. И начала снова.

– Однажды, когда мы были втроем и просто разговаривали, пытаясь разобраться, у меня в голове возникла мысль, которая не была моей. Или я решила, что она не моя, но я не знала чья. – Я подняла глаза на Леонору, пытаясь заставить ее понять, какой это был ужас.

Она кивнула, будто поняла, но следующие ее слова показали, что главное она упустила.

– Ты испугалась.

– Ага, – произнесла я, подчеркивая каждый слог, чтобы сарказм до нее дошел.

– Неподконтрольность, – сказала она.

– Да.

– Невозможность уединения.

– Да.

– Зачем ты приняла эти метки?

– Они бы погибли оба, если бы я этого не сделала. Мы все могли погибнуть.

– Значит, ты это сделала для спасения жизни.

Она сидела, скрестив руки на коленях, непринужденно зондируя мои парапсихические раны. Терпеть не могу людей, которые всегда собой довольны.

– Нет, я не могла потерять их обоих. Потерю одного я еще могла бы пережить, но не обоих – если в моих силах было их спасти.

– И эти метки дали вам силу победить ваших врагов.

– Да.

– Раз тебе страшно от мысли, что ты разделяешь с ними свою жизнь, то почему для тебя так много значит их смерть?

Я открыла рот, закрыла, потом заговорила снова:

– Наверное, я их любила.

– Любила. Прошедшее время. «Любила», не «люблю»?

Вдруг на меня навалилась усталость.

– Я уже и не знаю. Просто не знаю.

– Если кого-то любишь, это ограничивает твою свободу. Если любишь, жертвуешь приличной долей уединения. Если любишь, ты уже не просто сама по себе, а половина пары. Думать или поступать по-другому – значит рисковать утратить любовь.

– Но речь шла не об общей ванной или споре о том, кто с какой стороны кровати будет спать. Они хотели разделить со мной мой разум, мою душу.

– Насчет души – ты серьезно в это веришь?

Я откинулась на подушку, закрыла глаза.

– Не знаю. Думаю, что нет, но… – Я открыла глаза снова. – Спасибо, что спасла мне жизнь. Если я когда-нибудь смогу отплатить тебе тем же, я это сделаю. Но объяснять тебе нюансы своей личной жизни я не обязана.

– Ты абсолютно права. – Она расправила плечи, будто отодвигаясь, и вдруг показалась не такой назойливой, а просто собранной, деловой. – Вернемся к аналогии между дырами и электрическими розетками. То, что ты сделала, – это замазывание, покрытие дыр штукатуркой. Когда тот хозяин, Мастер, на тебя напал, его сила сорвала эту штукатурку и открыла дыры. Закрыть их своей собственной аурой ты не можешь. Я себе даже не представляю, каких усилий будет стоить наложить на них заплату. Тед говорил, что ты училась у колдуньи.

Я покачала головой:

– Она скорее экстрасенс, чем колдунья. Это не религия, а природные способности.