Обсидиановая бабочка

– Вервольфы станут драться за Ники, – сказал Эдуард.

Мы переглянулись.

– Если полиция ворвется туда силой, будет кровавая баня. – Я покачала головой. – Но какой у нас выбор?

– Ники в баре нет, – сказал Рамирес.

Мы повернулись как на пружинках и спросили хором:

– А где он?

– В больнице. Кто-то его здорово отделал.

Мы с Эдуардом переглянулись и оба улыбнулись.

– Тогда возвращаемся в больницу.

– В больницу, – согласился Эдуард.

Я посмотрела на Рамиреса:

– Тебя это устраивает?

– Ты можешь доказать то, что говорила о Бако? – спросил он.

– Да.

– Тогда ему светит смертный приговор. И он об этом узнает. Я видел Бако на допросах. Он крепкий орешек, и он знает, что ничего не выиграет, а потерять может все, если скажет правду.

– Тогда надо найти что-то, чего он боится больше смерти на электрическом стуле.

Я не могла с собой справиться – обернулась и посмотрела на Итцпапалотль. Встретилась с ней взглядом, но в ее глазах больше не было тяги. Ее собственная сила защитила меня от нее. Ни звезд, ни бездонной ночи – просто темное знание, о чем я думаю, и ее одобрение моего плана.

– Мы ни на что незаконное идти не можем, – заявил Рамирес.

– Ну конечно! – поддержала я.

– Анита, я серьезно.

Я посмотрела на него, и он вздрогнул, встретившись со мной взглядом.

– Разве я могу тебя так подставить?

Он пытливо всматривался в мое лицо. Так иногда я гляжу на Эдуарда или на Жан-Клода. И наконец он сказал:

– Я не знаю, что ты можешь сделать.

Хорошо ли, плохо ли – но это была правда.

53

Эдуард вытащил из «бардачка» темные очки и протянул их мне перед тем, как мы вошли в больницу. У меня глаза не стали еще нормальными, хотя я знала, что эффект уже начал спадать, потому что черный цвет и блеск моих глаз стали меня тревожить. А это был хороший признак.

Ники Бако лежал не в отдельной палате, и полиция переместила его соседа в другую палату. Он лежал на вытяжении и никуда не собирался. В кровати он казался меньше, чем мне помнилось. Нога, которая была так грубо изломана, белела в гипсе от пальцев до тазобедренного сустава. Система блоков и шнуров поддерживала ее приподнятой под непривычным углом, который должен был чертовски сказываться на спине.

Рамирес допрашивал Ники почти тридцать минут и ни к чему не пришел. Мы с Эдуардом наблюдали за спектаклем, прислонясь к стене. Но Ники сделал именно то, чего мы боялись: с ходу просек ситуацию и возможные последствия. Помирать он не хотел, так чего ради помогать нам?

– Ники, мы знаем, что за монстра ты сделал. Мы знаем, что ты сотворил. Помоги нам поймать эту тварь, пока она больше никого не убила.

– И что дальше? – спросил Ники. – Я знаю закон. Жизнь в тюрьме не светит таким, как я, – применившим магию для убийства. Смертный приговор мне обеспечен. Вам нечего мне предложить, Рамирес.

Я оттолкнулась от стены и тронула Рамиреса за руку. Он посмотрел на меня, и на его лице уже выражалась досада. Ему сообщили, что сюда едет лейтенант Маркс, и он хотел расколоть Бако до прихода Маркса, чтобы заслуга была его, а не лейтенанта. Политика, конечно, но в полицейской работе ее полно.

– Я могу задать вопрос, детектив?

Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

– Да, конечно.

И отошел, освобождая мне место у кровати.

Я посмотрела на Ники. Кто-то приковал его за руку к спинке кровати. Я не думала, что это необходимо, когда есть вытяжение, но этот наручник можно будет использовать.

– Что сделает Супруг Красной Жены, если узнает, что ты выдал его тайное убежище?

Он уставился на меня, и даже сквозь темные очки была видна ненависть в его глазах. И еще было заметно, как быстро стала подниматься и опускаться у него грудь, как забился пульс на шее. Он перепугался.

– Ответь, Ники.

– Он меня убьет.

– Как?

Он нахмурился:

– В каком смысле – как?

– Я имею в виду – каким способом? Как он будет тебя убивать?

Ники поерзал в кровати, пытаясь найти удобное положение. Нога держала его крепко, и он дергал прикованную руку, дребезжа браслетом наручника вдоль прута спинки. Сегодня ему не суждено поудобнее устроиться.

– Он, наверное, пошлет своего монстра. Разрежет меня и выпотрошит, как всех прочих.

– Его прислужник крошил всех ведунов или экстрасенсов, а с обычных людей сдирал кожу. Так?

– Если ты такая умная, можешь меня не спрашивать. Ты уже сама знаешь все ответы.

– Не все. – Я тронула прут кровати, к которому он был прикован, взялась руками с обеих сторон, так что наручник не сдвинуть. – Я видела эти тела, Ники. Очень неприятный способ уходить, но есть вещи и похуже.

Он сухо засмеялся:

– Выпотрошить заживо – хуже трудно что-нибудь придумать.

Я сняла очки и дала ему увидеть мои глаза.

У него пресеклось дыхание. Он уставился на меня, глаза у него полезли из орбит, горло перехватило.

Я тронула его за руку, и он завопил:

– Не трогай меня! Черт побери, не трогай!

Он дергал и дергал наручник, будто это могло ему помочь.

Рамирес подошел с другой стороны кровати и поглядел на меня.

– Я ему ничего плохого не делаю, Эрнандо.

– Уберите ее от меня на хрен!

– Скажи нам, где этот монстр, и я ее вышлю из палаты.