Обсидиановый нож. Романы, повесть, рассказы

Вызову директора и откажусь, — злобно подумал Хайдаров. — так нельзя работать в двадцать первом веке. В сущности, сейчас уже поздно. Поздно. Космическое курирование все чаще осекается. Легко работать на Земле… Там непрерывный контроль, психики. Там, есть куда убежать, от любовного безумия, сменив обстановку, профессию, — любое. На Земле есть свобода выбора, В космосе нет. Предмет любви или ненависти всегда рядом. Или недоступен. В одном случае от него нельзя уйти, в другом — недоступен. что, одно и то же. Вынужденная фиксация эмоций. Да если бы только фиксация. Самых отважных, активных, неукротимых выбрасывает Земля в великую пустоту, как семь веков назад выбрасывала их за мыс Нун, за тропик Рака. Отвага — сестра жесткости. Жажда перемен. дух исследования — другое название неистовости чувств, Они активны: жестки, неистовы, современные конкистадоры в синтетических латах, они бешено стремятся к переменам, а мы» выпуская их в пространство, взнуздываем такой дисциплиной, которая не снилась конкистадорам Кортеса, носильщикам Стенли, казакам Пржевальского. На каждого космонавта приходится по нескольку тысяч больших и малых машин, миллионы, деталей — неверных и ненадежных, работающих на грани возможного. Поэтому люди должны быть абсолютно надежны, как будто они не сострят тоже из миллионов деталей. Люди не должны отказывать, не имеют права поступать непредсказуемо, как будто люди — не специальные машины для непредсказуемого поведения. Мы взнуздываем их уставами, сводами, инструкциями, затягиваем их в дисциплину, как в перегрузочный корсет, а затем начинаем их жалеть и размахивать перед ними транквилизирующими снадобьями… Да как было этой несчастной Марте не влюбиться в Гранта, когда он сорок дней перед ее глазами, опустошенными; черным небом Луны и Деймоса? Что было делать ей, когда у меня защемило сердце при виде командира Уима, — как он ходит, откинув торс, не шевеля громадными своими плечами, а руки и ноги движутся плавно и свободно, и где–то гремят неведомые там–тамы? И что я знаю о командире Уиме, какие дьяволы терзают его в трехмесячных рейсах, плюс месяц межполетных подготовок? Кроме сводов и уставов есть неписаные правила, которые ставят командира высоко над страстями, но что ему делать, если он неистов — а он должен быть неистовым, иначе он не стал бы космонавтом и командиром — что делать ему? Ждать отпуска? Он и так ждет. Ложась спать, он ждет, что его разбудит сигнал тревоги. Миллион деталей, составляющих вместе «Остров Мадагаскар» ежесекундно угрожают ему неповиновением, а он — ждет.

Я не люблю сомневаться в людях, подумал Хайдаров, но… «Я сомневаюсь, следовательно я мыслю». Еще один девиз кураторов, будь оно проклято, я должен предположить, что командир. Уим взглянул в левантинские глаза Марты Стоник, хоть это и запрещено неписаными уставами…

Однако, где же очередной пассажир? — спохватился он. В ту же секунду смолкло пение радиомаяка и голос Жермена, не слишком приятный в натуре и вовсе уж гадкий в трансляции, прохрипел:

— Никол, срочно трубку! Бегом!

Хайдаров вскочил. Почему–то он решил, что все уже разъяснилось, — правонарушитель объявился, и можно вернуться к Инге и к «Белкам в колесе», но выскочив в кают компанию, он услышал характерную вибрацию, пение просыпающегося корабля. Медленно угасал экран земного видео, два–три пассажира, стоящие перед ним, тревожно переглядывались. Та–ак, подумал Хайдаров. Распахнув рубочную дверь, он увидел обоих пилотов, Краснова и Жермена, на рабочих местах, в алых наушниках индивидуальной, связи с компьютером. Так… И спины у них были чересчур прямые — ох, как знал Хайдаров эту привычно–гордую осанку пилотов…

Командир сидел в своем кресле — посреди рубки — сутулил широченные плечи. Его спокойная и свободная поза тоже была многозначительна — своей нарочитостью. Динамик тихо репетовал пассажирское оповещение: «Угроза метеоритной атаки, всем к моменту ноль от пятидесяти быть в амортизаторах! Отсчет. Пять–десят… Сорок–девять…»

— Займешь каюту Шерны? — спросил командир.

— Есть, — сказал Хайдаров.

— Это не приказ. Можешь в моей.

— Я бы остался здесь, — сказал Хайдаров. — Разреши взять скафандр Шерны и вернуться.

— Со–рок, — отсчитал Оккам.

— Не разрешаю, — сказал Уим.

— Есть. Номер каюты?

— Седьмая, — командир отсалютовал Хайдарову, двинул рычаг кресла и оно, шипя, развалилось в перегрузочное положение.