Пару недель спустя после этого разговора я вернулся на Партизанское водохранилище после тренировки на Перевале и застал Учителя, весело играющим с очаровательным черно-белым котенком.
– Какая прелесть! – восхитился я. – Откуда ты его взял?
– Неважно, где я его взял. Главное – что я принес его для тебя, – сказал Ли.
Я взял котенка на руки и ласково почесал его за ушком. Он заурчал, как с трудом заводящийся мотоцикл, и, выгнув спину дугой, принялся игриво тереться о мою грудь. Я всегда с особой любовью относился к собакам и кошкам, но, к сожалению, мама, питавшая страсть к стерильной чистоте в доме, не смогла бы сосуществовать с животным, свободно разгуливающим по полу, столам и кроватям.
– Спасибо, – сказал я. – Это чудесный подарок. Боюсь, правда, что мама не позволит мне взять его домой.
– Тебе и не нужно брать его домой, – жестко сказал Учитель. – Я принес его для того, чтобы ты убил его своими собственными руками и чтобы эта смерть была как можно более долгой, жестокой и мучительной.
– Ты шутишь? – спросил я, с недоверием глядя на Ли, но по непреклонному выражению его глаз я понял, что это не шутка. – Ты что, действительно хочешь, чтобы я убил его?
– Ты прекрасно расслышал то, что я сказал, – подтвердил Учитель. – Это всего лишь новый этап в обучении жестокости. На сей раз твоя жестокость не будет естественной и осознанной. Ты почувствуешь вкус извращенной жестокости, жестокости, доставляющей наслаждение, нечеловеческой и порочной.
Новые, непривычные для меня нотки, прозвучавшие в голосе Учителя, вызвали у меня ощущение тошноты. Неведомый мне раньше отвратительный животный страх поднялся откуда-то изнутри, отзываясь головокружением и спазмами в желудке. На спине выступили капли холодного липкого пота.
– Господи, что это со мной происходит? – в панике подумал я, лихорадочно пытаясь понять причины такой преувеличенной и явно несоразмерной словам Ли реакции.
Я посмотрел ему в глаза. Взгляд Учителя был зафиксирован на мне, и выражение его лица, его глаз, мыслеобраз, исходящий от него и проникающий в меня все глубже и глубже, вызывал смутные воспоминания о чем-то ужасном, невыносимом и отвратительном, что уже когда-то случалось или должно было случиться со мной.
– Ли, что ты делаешь? – спросил я, пытаясь глубоким дыханием контролировать охватывающую меня панику. Колоссальным усилием мне удалось сдержать подкатывающую к горлу рвоту. Отвращение и страх ослабевали, подчиняясь контролю, но не оставляли меня.
– Ты знаешь, что я делаю, – сказал Ли.
– Клянусь тебе, я этого не знаю.
– Значит, я неправильно выразился. Может быть, ты и не знаешь, но ты это чувствуешь.
– Конечно, я что-то чувствую. Но я не понимаю, откуда пришло это чувство и что оно означает.
– Это барьер. Барьер, который тебе сегодня предстоит осознать и преодолеть, – смягчая выражение лица, с ободряющей улыбкой сказал Учитель.
Я в изнеможении присел на землю и прислонился спиной к валуну. Котенок вырвался у меня из рук и, слегка царапнув меня коготками сквозь брюки, соскользнул на землю. У меня промелькнула мысль, что вот сейчас он убежит в лес и весь этот кошмар закончится.
Издевательская ухмылка Учителя показала мне, что он прекрасно осознает мою последнюю тщетную надежду. Подхватив жалобно мяукнувшего котенка за шиворот, он сунул его в мешок и стянул горловину веревкой.
– У него еще осталось немного времени, – бесстрастно произнес Ли и тоже опустился на землю недалеко от меня, разглядывая меня с явным интересом.
Несколько минут мы молчали. Я сосредоточился на глубоком дыхании, приводя в равновесие вышедшие из-под контроля эмоции, а Учитель расслабленно созерцал меня полуприщуренными глазами.
– Теперь, когда ты немного успокоился, – нарушил молчание Ли, – соберись и попробуй понять, что же все-таки произошло.
Я подумал, но ничего заслуживающего внимания мне в голову так и не пришло.
– По правде говоря, не знаю, – сказал я. – Наверно, дело в том, что я люблю кошек, а этот котенок еще так мал и очарователен, что мне неприятно лишать его жизни, тем более жестоким и мучительным способом.
– Ты ведь чувствуешь, что дело не в этом, – скептически скривив губы, отозвался Ли. – Если бы это была простая жалость, вряд ли ты оказался бы на грани того, чтобы потерять сознание.
– Пожалуй, ты прав, – вынужден был согласиться я. – Но, возможно, мое состояние спровоцировал ты сам. Я воспринимал какой-то ужасный и мучительный мыслеобраз, исходящий от тебя и доводящий меня до безумия.
– Ты не прав. Это был не мой, а твой собственный мыслеобраз, всего лишь отраженный и усиленный мной. Этот мыслеобраз и есть твой внутренний барьер. Но мне бы хотелось, чтобы ты сам вспомнил и осознал его.
– Что я должен для этого предпринять? – спросил я, внутренне содрогаясь от мысли, что я должен буду вновь пройти через что-то подобное.