Обычай умирать

— Я хотел бы с вами встретиться и поговорить.

— По какому вопросу?

— Меня интересует одно дело, которое вы вели два года назад. О взрыве в Петровском пассаже.

— Это дело закрыто, — сразу ответил следователь, — еще два года назад. Уже состоялся суд и вынесен приговор. Я не могу комментировать решение суда. Извините.

— Подождите, — попросил Дронго, понимая, что следователь больше не хочет с ним разговаривать, — у меня действительно важное дело.

— Я не даю комментариев по поводу завершенных дел. Получите разрешение на наше общение у моего руководства. Если они сочтут нужным, мы сможем встретиться. Вы, очевидно, журналист?

— Нет. Я же сказал, что я эксперт по вопросам преступности.

— Очень хорошо, но нам больше не о чем разговаривать.

— Неужели вы не понимаете, — начал злиться Дронго, — что речь идет о судьбе человека? О его жизни.

— О чем вы говорите? — не понял Поляков.

— Супруга Блехермана тяжело больна. После смерти дочери она тяжело заболела…

Поляков молчал.

— Вы слышите меня? Неужели вам так сложно со мной поговорить?

— Я не знаю, кто вы такой, — неожиданно очень жестко ответил Поляков, — поэтому прошу вас больше не звонить, — и тут же отключился.

— Что-то не так, — сказал Дронго, взглянув на Вейдеманиса. — Поляков не очень хотел разговаривать, но когда я сказал ему о больной жене Блехермана, он сразу изменился и, кажется, даже разозлился, будто я поступил не совсем корректно. Ты можешь уточнить семейное положение следователя?

— Конечно. Мой товарищ сейчас работает в Следственном комитете Москвы. Он хорошо знает Полякова. Я ему сейчас позвоню и все уточню.

Он действительно набрал номер, поговорил пару минут, затем несколько виновато посмотрел на Дронго:

— Ты, как обычно, прав. В прошлом году у него умерла жена. Но как ты это понял?

— Почувствовал, что ему неприятны мои слова. Словно я использовал недозволенную тему в разговоре и повел себя не совсем правильно.

— Попытайся снова выйти с ним на связь. Расскажи ему о супруге Блехермана. Можно на этом сыграть, как ты считаешь?

— Нет, — решительно ответил Дронго, — так нельзя. Он достаточно умный человек, чтобы понимать, как я пытаюсь вызвать сочувствие к Блехерману. Видимо, он так и подумал. Поэтому нужно извиниться. — Он перезвонил Полякову и с ходу начал: — Только не отключайтесь, я позвонил, чтобы извиниться. Я не знал про вашу супругу и не хотел вас разжалобить. Просто так получилось. Извините, что я невольно причинил вам боль. Это не нарочно. До свидания…

— Подождите, — неожиданно проговорил следователь, — как, вы сказали, вас зовут? Дронго? Я, кажется, слышал об этом необычном имени. Вспомнил, что вы работали с группой Резунова, когда искали этого сексуального маньяка. Вениамина Баратова, который оказался директором института. Это были вы?

— Я, — просто ответил Дронго.

— Понятно. Давайте сделаем так. Приезжайте ко мне через два часа. Я закажу для вас пропуск, только назовите мне ваше настоящее имя, я же не могу заказывать пропуск на имя Дронго.

— Иногда быть просто порядочным человеком гораздо выгоднее, чем пытаться обмануть или словчить. Жаль, что многие люди этого не понимают, — отключившись, улыбнулся эксперт.

— Поедешь на встречу? — понял Эдгар.

— Обязательно.

Через два часа Дронго уже сидел в небольшом кабинете следователя Полякова. Глеб Юрьевич внешне также соответствовал своему имиджу. Немного потертый пиджак, редкие седые волосы, чуть покатый череп, глубоко посаженные глаза в очках, резкие складки на щеках, выпирающий подбородок. Он пожал руку гостю, показывая на стул у приставного столика рядом с ним.

— Вы хотели поговорить о деле дочери Меира Блехермана, — напомнил следователь, — но там все давно решено и закрыто. Все участники группы либо погибли, либо получили большие сроки.

— Вы не пытались выйти на связи Шовдыгова? Он ведь проходил как организатор?

— Конечно пытались. Даже послали в Турцию нашего следователя Нигматулина, который владеет турецким языком. Там были какие-то связи, но мы передали все наработки в Федеральную службу безопасности. Мне тогда приказали как можно быстрее завершить дело и сдать его в суд. Вы должны понимать. Взрыв убил сразу нескольких иностранцев: граждан Германии, Южной Кореи, Израиля. Все требовали срочного раскрытия преступления и наказания виновных. А я не люблю, когда меня подгоняют, это всегда сказывается на качестве расследования. Но мы смогли достаточно быстро выйти на сообщников и организаторов преступления. Можно было и быстрее, но наши спецслужбы просили нас не торопиться, чтобы выявить всех участников преступной группы. Террористы были схвачены и изобличены. И я не понимаю, почему сейчас Блехерман пытается что-то найти. Оба оставшихся в живых террориста сидят в колониях и не скоро оттуда выйдут.

— Ему кажется, что можно было более подробно исследовать возможные связи организатора с зарубежными центрами.

— Связи, конечно, были, но мы такими проблемами не занимаемся. Наша задача — найти всех участников группы, выявить их и передать суду, а зарубежными связями наших доморощенных террористов должны заниматься другие спецслужбы.