— Что же не спрашиваешь, аксакал, почему мы на удочку Нечая клюнули? Да потому, что уж больно хотелось ему верить. Тем более преступники, даже сознавшись, часто не торопятся вернуть похищенное: мол, потом, после отсидки, пригодится. Ну и понятно, еще соседи подвели. Республика-то не наша, свои-то нераскрытые все наизусть знаю, а у соседей — о чем сообщат. Я там, в Андижане, спрашиваю, почему сразу о разбое не телеграфировали, приметы преступников не передали? Отвечают: думали, мол, свои, надеялись, что вот-вот раскроем.
Касым хлопнул в ладоши, и сразу же появилась Айгуль с новой порцией дымящихся пельменей, поставила миску на стол, хитро улыбаясь, присела в реверансе и исчезла.
— В общем, хотел этот Нечаев на время укрыться в нашей тюрьме, пока андижанцы ищут его на свободе. Он думал, что сторожа зарезал насмерть. А тот в больнице, уже поправляется. Обрисовал приметы Нечаева и его соучастника. Кстати, сообщника его действительно Валентином зовут. Схватили его сегодня местные ребята. В общем, не удалось Нечаеву «разменять срок». Как у вас говорится: «Нет худа без добра».
Дорохов знал этот воровской прием. Преступники, совершив серьезное «дело» и чувствуя, что на их след напали, стремились попасться на какой-нибудь мелкой краже, а затем охотно в ней сознавались. В этом был смысл, они получали меньший срок наказания. Освободившись, извлекали из тайников припрятанные раньше ценности и жили себе припеваючи. Правда, чаще всего на них тоже находились мудрецы, и «размен» не помогал.
— Меня насторожили кое-какие детали, — сказал Дорохов. — В частности, готовность к признанию этого опытного рецидивиста. На очной ставке с Морозовой он показал умение «правдиво» врать. А главное, мне захотелось выяснить, откуда у Нечаева появились деньги еще до кражи.
— Что же ты мне сразу не сказал?
Дорохов улыбнулся:
— Я хотел, Касым, да ты отказался. Советуйся, мол, со своим ребром. Помнишь?
— Помню, Искандер, помню.
— Кстати, показания Нечаева все равно следовало проверять, и я решил, что будет лучше, если вы сами доберетесь до истины. Ведь в нечаевскую версию не ты один верил, а и все твои работники.
— Правильно, Искандер! Стал я ломать голову, что же тут за «размен»? Ведь есть смысл менять большой срок на маленький. Не мог же допустить Нечаев, что за кражу денег из кассы мясокомбината он меньше пятнадцати лет получит?
— Да, — согласился Дорохов. — Нечаев, очевидно, был уверен, что судить его за кражу не будут, потому что ложь его всплывет наружу. Пока идет следствие, он будет выдвигать одну версию за другой, мы станем их проверять, а время-то бежит, следы его настоящего преступления стираются, свидетели забудут то, что видели. Короче, все это ему на руку.
Мамбетов кивнул в знак согласия.
— Кстати, он сегодня хвастался, что все задумал неплохо. На мясокомбинате узнал кое-какие подробности и сам искал преступников, думал их поприжать, чтобы они с ним поделились. Но, как говорится, правду можно ранить, а убить нельзя. Отправим в Андижан все материалы, что собрали по делу Нечаева, а они нам пришлют копию приговора, как только состоится суд. Вот так, — подытожил Касым, — завтра будет три недели, как мы работаем по этому делу, и две из них ухлопали на проверку липовой версии.
— Ничего, Касым, бывает, наша работа такая... Зато товарищам помог, нечаевское дело тоже нешуточное. А мясокомбинатских воров разыщем, ей-богу, разыщем. Я тут без тебя одну зацепку сыскал, крохотную. — И Александр Дмитриевич рассказал историю восковой капли.
Два дня ушло на «просеивание» пациентов зубопротезных кабинетов. Оперативный интерес представляли трое. Выяснилось, что у одного было алиби — он гулял на свадьбе брата, и это подтверждали чуть ли не сорок человек. Другой — бортмеханик самолета, в ночь, когда совершилась кража, летел в Харьков.
А вот третий, которого отыскал Байкалов, оказался весьма интересным типом. Зубной протез для верхней челюсти изготовили слесарю автобазы Борису Муратову тридцати двух лет. Старший инспектор помчался на автобазу и едва заговорил о Муратове, как его самого засыпали вопросами: нашли ли преступников, что произошло с их рабочим? Байкалов не сразу сообразил, в чем дело. Оказывается, Борис Муратов уже десять дней, с первого марта, лежал в хирургическом отделении городской больницы с тяжелыми, проникающими ножевыми ранениями. Чуть живым подобрали его прохожие на окраине города.
В уголовном деле, возбужденном Ошским городским отделом милиции по поводу ранения Муратова, было подшито всего несколько документов: о том, как и когда обнаружили раненого, протокол осмотра места происшествия, справка врача о невозможности его допроса и, наконец, короткое заявление Муратова, в котором он утверждает, что ничего не помнит.