Обыкновенная прогулка

- Рано утром, поднявшись, он у зеркала любит стоять, в размышленье глубоком висок потирая, молча глядя на маски, висящие рядом, изучая их все проницательным взглядом. Может, та подойдет? А быть может, другая? Так какую из них надевать?.. Беззаботная маска. А вот деловая. Равнодушие, что ль, без раздумий надеть? Нет, сегодня чаи у поэта - значит, надо натягивать эту: философскую, с тенью разбитых надежд на челе. Да и профиль красиво изваян. "Завтра ту навещу, из балета. Обольщенье? Нет, лучше влюбленность с легкой болью от жизни унылой. А для той, что вчера посетила, хорошо подойдет утомленность". Небольшое усилие и подходящая маска надета.

...Поздним вечером маску снимает, устав, и задумчиво в зеркало долго глядит. Каждый вечер глядит и глядит в тишине, словно силится что-то найтив глубине. Может быть, вместо маски д р у г о е найти?

Там, где маска была, - пустота. Пустота...

Вероятно, Эдгар вспоминал эти слова, потому что когда он открыл глаза, то обнаружил, что ПЛ стоит в очереди перед стойкой и заказывает еще одну кружку. Следы побелки на рукаве ПЛ уже ликвидировала.

- Хорошее пиво, землячок, - вновь сообщила ПЛ, занимая свое место. - А вчера вот перебрал какой-то гадости. Ну чистая хроносинкластическая инфандибула в голове образовалась!

Хроносинкластическая инфандибула - это из романа писателя Курта Воннегута-младшего "Сирены Титана". Хорошо звучит. Сочно. Почти как "континуум".

- Чистая хроносинкластическая инфандибула! - со вкусом повторила ПЛ.

- Выпадение из пространств и времен.

И, подумав, горько добавила:

- С последующим впадением.

Эдгар умиротворенно пил пиво.

- Продаю сюжетец, - доверительно сообщила ПЛ, расстегнула пальто и сбила шапку на затылок. - За трояк. Можно с прологом и эпилогом. Можно без. Можно в стихах. Рифмы гарантирую.

Эдгар с интересом посмотрел на соседа, порылся в куртке и положил на стол зеленую трешку. ПЛ брезгливо взяла ее двумя пальцами и опустила в карман.

- Неизлечимых печалей нет - а потому не грусти, поэт. Умей молчать и помни одно: чем глубже печаль, тем ближе дно.

- Насчет молчания это вы зря, - заметил Эдгар.

- Нет, нет, я не в том смысле, - успокоила его ПЛ. - Сейчас изложу сюжетец.

- А бригадиру я сказал все, что о нем думаю! - вскричали сбоку.

Говорящий то, что думает, стукнул кружкой по столу, повернулся и лицо его расплылось в улыбке.

- Привет! - воскликнул он, адресуясь к ПЛ. - Тоже балуемся? А

мы вот дружным подъездом, - он сделал широкий жест по направлению к своим компаньонам, аппетитно хлебавшим пиво. - Пока пивко, а там видно будет. Подключаетесь?

ПЛ вопрошающе посмотрела на Эдгара.

- Воздерживаюсь, - ответил Эдгар. - И так хорошо.

- Везет! - с завистью воскликнул говорящий то, что думает.

- Мы еще увидимся, - извиняющимся голосом проговорила ПЛ.

Должок за мной.

Эдгар молча кивнул, поставил кружку и стал пробираться к выходу.

Он знал, что ПЛ не подведет. Был уверен в нем, как в себе.

Он вышел из "Погребка" и обнаружил, что солнце скрылось за лесом, но светлая полоса дороги еще виднелась в наступивших сумерках.

Почему Эдгар очутился именно в этой точке континуума? Н-ну, при желании можно допустить, что в этом была необходимость. Этого требовали высшие соображения. Произведя некоторую почти незаметную подтасовку, можно наукообразно выразиться, что вероятность пребывания материального тела в заданной точке пространства пропорциональна квадрату амплитуды шредингеровской пси-волны.

Вообще-то такой способ объяснения некорректен. Уже не говоря о

том, что неверен. И пси-волна здесь совершенно ни при чем.

Впрочем, оставим пустопорожние размышления. Вышел-то Эдгар именно на

дорогу, и солнце скрылось за лесом, и светлая полоса дороги еще

виднелась в наступивших сумерках. Смиримся с фактом. С данностью. И пойдем дальше.

Дорога устало расталкивала поле и неторопливо втекала под сосны, чтобы где-то далеко-далеко, изогнувшись в сотне поворотов и переползя через десяток деревянных мостиков над лесными ручьями, выбраться к бетонному чуду автострады. Там она замирала в изумлении, вслушиваясь в гул мчащихся неизвестно откуда и куда автомобилей, и ее теплая песчаная шкура, усыпанная хвоей и шишками, вдруг превращалась в холодный бетон, равнодушный к прикосновению колес.

Но все это было очень далеко, за лесом, а сюда не долетал рокот моторов. Он терялся среди сосен, глох в папоротниках, тонул в болотцах - и в поле под темнеющим небом было тихо. Длинные тела автомобилей со свистом стелились над бетоном там, за сотней поворотов и десятком мостиков, а здесь, на песке, еще не просохшем после короткого летнего дождя, четко отпечатались следы конских копыт.

Он присел, осторожно потрогал след. Песок послушно вдавился под пальцами, песок был шершавым и влажным, податливым и прохладным. Из такого песка можно было без труда соорудить башню на дороге, только - вот беда! башня эта при солнечном свете потекла бы сыпучими струями к своему подножию.