Обыкновенное чудо. Дракон

Чуковский. Да, прекрасные. Дети их так любят. Как учебники или как рыбий жир.

Маршак. Корней Иванович, я нездоров и у меня нет времени. Я бы доказал вам, что я прав.

Чуковский. /Да, да, да, Самуил Яковлевич./Никто вас так не любит, как я. Я иногда ночи не сплю, думаю, что же это он делает./

Маршак. А я две ночи не спал.

Чуковский. А я три.

Маршак. А я четыре.

Чуковский. /Да, да, да. Вы правы, вы больше не спали. Вы так заработались, вы так утомлены, все вам дается с таким трудом./ Дети, любите ли вы Маршака?

Дети. Любим!

Чуковский. /Ну, конечно, я не детский писатель./ Вы ведь не знаете Чуковского?

Дети. Знаем.

Чуковский. /Как это странно. Меня так редко печатают, что я совсем забыл, что я детский писатель./ Кого вы больше любите – меня или Маршака?

Дети. Нат Пинкертона.

Маршак и Чуковский [с трепетом исчезают] /выбрасывают детей и танцуют./

/Толстой. Давай Лавренева.

Черт. Это вполне безобидный номер. Борис Лавренев в своем репертуаре./

Толстой. Слушай, проклятый бес. Слово предоставляется всему Союзу. Зови всех по очереди. Давай хором петь. Я повеселел.

Черт. Пожалуйста. Слово предоставляется Корнилову.

Тихая музыка. Из-под земли подымается Корнилов

. Мелодекламирует под нежные мелодии.

Корнилов. Ах, как хорошо, что меня позвали сюда. Там на столах стоит водка. А она такая вредная, нехорошая. Ах, как я ее ненавижу. Здесь можно не пить. Ай, ай, ай. Как приятно.

Черт. Слово предоставляется Прокофьеву.

Прокофьев. Боря. (Целуются.)

Корнилов. Саша. (Целуются.)

Прокофьев. Как приятно мне видеть лучшего нашего поэта.

Корнилов. Нет, нет, нет. Лучший наш поэт – это ты.

[Гитович (выскакивает). Козаков…

Все бросаются на него. Гитович убегает.

(на бегу.) Дайте сказать. Козаков лучший наш писатель…

Н. Чуковский, Берзин, Толстой (выгоняют его. Все хором). А еще командир запаса.

Черт. Держи писателей!..

Толстой

. А что случилось? Водку что ли несут?

Черт. Нет, критик идет.

Толстой. Держи меня за руки.

Входит Камегулов. Писатели…

Камегулов. Не трогайте нас. Пожалейте нас. Критики тоже люди.

Толстой (бросается на него). Совершенно обидные заявления.

Черт. Товарищи, успокойтесь.

Камегулов. Я…

Берзин. Вы слышите, как он меня травит.

Камегулов. Он…

Н. Чуковский. Простите, вы слышите, как он меня заушает.

Камегулов. Но…

Корнилов. Вы слышите, как он мне заезжает.

Камегулов плачет.

Черт. Эх вы, расстроили человека. Сейчас я его утешу. Формалист идет.

Камегулов. Где? Где?

Входит

Тынянов.

(плачет.) Он теперь романы пишет. (Падает ему в ноги.) Будь отцом родным. Напиши что-нибудь этакое. Дай душу отвести. Сделай вылазку.

Тынянов (ехидно). Нако-ся выкуси.]

Черт. Ольга Дмитриевна Форш.

Форш. Ну, что же, хором споем. Этак стройно. Алешка-то, Алешка Толстой за дирижера. Ха-а. А Тынянов-то. Тынянов сердитый какой. Ха-а. А Мишка-то, Мишка все из Бориса Годунова…

[Толстой. Ольга Дмитриевна, начинаем.

Черт. Начинай, Алексей Николаевич.]

Толстой. Слово предоставляется всему Союзу.

Выходят все писатели, которые имеются в наличности. Толстой берет гитару. Общий хор на мотив «Луизианы», под аккомпанемент джаза:

Все вы пишете давно,С Новым годом!Все вы пишете умно,С Новым годом!

Стихи

Спор

ПЕРВЫЙ

День отнимается за днем,Но я горю былым огнем,Еще я полон ожиданья.

ВТОРОЙ

Ты лучше постигай законы мирозданья.

ПЕРВЫЙ

Когда я деву обнимаю,То все законы понимаю!

ВТОРОЙ

Ты лучше их попробуй изложить.

ПЕРВЫЙ

Попробую, хотя предпочитаю жить.Здесь девушки стояли,Я около стоял.И медленно вздыхали,Когда я предлагал.Потом они дышали,И я дрожал, дышал.И понимал едва ли,Что с ними совершал.Их маленькие ручки…

ВТОРОЙ