Обжалованию подлежит

Мелькнуло: неужто и на больнице есть вмятины? Нет, такое серьезное учреждение должны бы вне очереди подновить. Дом скорей всего старый, даже, наверно, старинный, древний, как и сам Каменный остров. Станислав говорил: там у них все несподручно, ждут не дождутся переезда в просторные современные корпуса. За городом возводят особенную больницу. Богатую. Много операционных, множество коечных мест. Это теперь их в обрез.

Мест не хватает… Болезнь, ну та самая… Оксана предпочитает ее название не произносить даже мысленно. Болезнь эта на убыль никак не идет. Увеличилось ли число заболевших или лучше научились распознавать?

Ни одному человеку не представляется, что такое может коснуться лично его. И Оксана не в состоянии поверить — вот ерунда! Взять бы да податься назад. Только вот совестно перед Стасем, перед Полуниным, перед администрацией службы метро. Среди товарищей тем более наделала переполоху. Нет, она не отступит, не окажется дезертиркой!

Завтрашним утром, нисколько не дрогнув, отправится на Каменный остров, на 2-ю Березовую аллею. Ровным шагом пройдет сквозь строй тех берез…

2

Трамвай, как было обещано Настей, любезно доставил их к дому, застопорил прямо у подворотни.

— Двор темноват.

— Для ленинградцев привычное дело. Зимой в небольших квартирках — они выходят во двор — чуть не с утра в комнатах сумрак. Не удивляйся, поведу тебя с черного хода: домоуправу ударило в голову парадные позапирать. Пошли! — На лестнице пахло мокрым бельем и чем-то горелым. Настя с подчеркнутой легкостью несла далеко не легкий багаж; глянешь, порхает с этажа на этаж — бабочка, птичка! А этажи высоченные, если по нынешней мерке. Стучит каблучками, заговаривает зубы Оксане: — Домище этот в старину называли доходным, домовладельцы с каждой квартиры имели очень даже приличный доход. Нашу, шестикомнатную, окнами смотрящую, кроме кухни да горенки для прислуги, на светлую улицу, занимала всего одна пара — вольготно жилось! Стоп, объявляю минутную передышку. — Подметила, что Оксане и с пустыми руками трудновато дается подъем. Далеко ли то время, когда они дружной парочкой гоняли без отдыху по Москве, включая в осмотр кроме вестибюлей метро Третьяковку и конечно же Красную площадь! У Мавзолея Оксана вдохновенно рассказывала, как довелось быть участницей народного ликования в День великой Победы. Чего ни коснется, глаза и щеки горят… А сейчас ровно погашенная свеча. — Ну как, отдохнула? Остался всего лишь этаж. Ахнешь, что за хоромы! Старые хозяева после революции умотали в Париж, их жилплощадь распределили на три семьи, две комнаты отвели родителям моего муженька. Сам он, ясное дело, тогда еще не появился на свет.

— Он в плавании?

— А где ему быть? Ничего… Сейчас отдохнешь.

Оксана насупилась: обращается как с больной.

Стась хорош — и здесь навел панику. Поднатужилась, единым духом одолела оставшийся марш.

Прежде всего их встретила кухня, свободно обставленная тремя шкафчиками-столами. Затем коридор, ширине которого нельзя было не удивиться, как и наличию по всей его немалой длине заковыристого карниза.

Настя махнула рукой:

— Ну их к богу, излишества. — И пригласила: — Пожалуйте мыть р-руки, оцените излишества на столе.

Вышитая скатерть, черно-красная расписная посуда, еды навалом. Так в этом доме, наверное, принято встречать хозяина из дальнего рейса.

— Больно уж расстаралась, — сказала Оксана. Настя довольно хмыкнула и, подмигнув, отправила в рот ломоть колбасы.

— Добрые гости, и мы поживимся!

Гостья не подхватила веселого тона:

— На меня не рассчитывай. Не по моим аппетитам.

— Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать. Бывало, как уплетала!

— Теперь, согласно моде, не позволяю себе раздобреть. — Согласно моде… Точно таким был ее ответ докторам.

Из рьяно начищенного кофейника струился парок. Настя за ночь проголодалась, уписывала вовсю. К ее широкому гостеприимству Оксана отнеслась безучастно; чтоб отвязаться, сжевала бутерброд с ветчиной, по совести оценила лишь кофе.

— Хозяйку не след обижать. Попробуй домашнего пирожка.

— Не лезет, сыта. — Проявила повышенный интерес к покрытому позолотой якорю, висящему на стене.

— Не евши сыта? — Настя подперла ладонью скуластенькое лицо. — Что с тобой сталось? Выкладывай как на духу.

— Со мной? — не сразу отозвалась Оксана. — В каком смысле? — уловила в собственном голосе фальшь и запнулась. Что там выкладывать «как на духу», коли ничего толком не установлено! Если верить Стасю, все должно обойтись, мало ли в поликлиниках перестраховщиков. На работе все в один голос: у врачей пошла привычка до смерти напугать, а после козырять, что спасли. Подобное приключилось с обходчицей Лыскиной, было и с Гореловым — помощником машиниста. Хватили, бедные, страха, зато уж радовались потом! — Рано, Настя, панику разводить. Меня сюда, к здешней знаменитости, спровадил дружок Петра; война свела их троих. Наш Полунин всем врачам врач. — Повторила выражение Станислава, мысленно воспроизвела его голос, сердцу стало теплей.