Обжалованию подлежит

Покуда Стась неотступно твердил о необходимости показаться Якову Арнольдовичу, постепенно представилось, как она к нему входит, как он поворачивает к ней приветливое лицо — черты, знакомые по фото, дошедшему с передовой. Легко, без важности поднимается с кресла, демонстрируя выправку, обретенную на войне. Дружески пожимает руку, обходительно подвигает стул, живо интересуется Машей. После краткой беседы разглядывает на свет принесенный снимок, отпускает нелестную фразу в адрес поликлиники МПС и уверенно заключает: «Здесь вам нечего делать, преспокойно возвращайтесь домой».

Да… Вот еще что привиделось. В кабинет неслышно заходит сестричка, ставит перед завотделением стакан крепкого чая, он просит подать второй, а свой стакан придвигает Оксане: «Вам, голубушка, такую чашу горести беспричинно преподнесли, что надобно единым духом эту горесть запить. Подкрепляйтесь, прошу». «Чем? Чашей радости?» — смеется Оксана и, обжигаясь, прихлебывает сладкий напиток, налитый через край.

А как сложилось в действительности?

По сигналу Насти двинулась к лестнице. В конце коридора третьего этажа нашла кабинет завотделением, вежливо постучала. Полунин привстал ей навстречу. «Это вы? Садитесь, пожалуйста!» Села, но с лицом своим справиться не смогла. Он участливо порасспросил, как там дочка, — ого, какая большая! Незаметно перевел разговор на Оксанино самочувствие. Распечатал оба конверта, с рентгеновским снимком оборотился к окну, что-то промычал, затем продолжил опрос. Оксана старается отвечать поточней, а у самой холодок по спине.

— Так, так, так… Снимочек сделаем заново.

— А этот чем плох? Обязательно повторять? — всполошилась Оксана.

— Не пугайтесь, голубушка. Таково наше правило. Сделать из него исключение не могу. — Встал, чтоб захлопнуть форточку. — Теперь раздевайтесь, прилягте сюда. — Указал на кушетку, застланную плотной аптечной клеенкой. Будет подробный осмотр? Вот тебе и чаша радости через край!

Расстегивая жакет, сказала себе: «Настя оказалась права, выходное платье было бы ни к чему». Спасибо, догадлива, нашарила внутри чемодана, собранного под руководством Стася, летний скромный костюм. В таком обыденном виде куда как уместней явиться к врачу; главное, ничего не надо снимать через голову, ворошить прическу, и без того попорченную московским дождем.

Покамест разоблачалась, Яков Арнольдович рылся в бумагах, склонившись к столу, что было кстати — не пришлось у него на глазах расстегивать двойную булавку, скрепившую пояс у юбки. Не в привычках Оксаны быть распустехой, давно бы следовало ушить все, что становилось не по фигуре. Но не было сил, занявшись хозяйством по приходе с работы, еще засесть за иглу.

Осмотр, не в меру дотошный, заставил насторожиться. Утешалась тем, что Полунину должна быть присуща занудливость. Сам признавался Петру, что в школе ему прилепили кличку Зубрила.

Несправедливое прозвище. Петр в письме возмущался. Борцы с «буржуазными предрассудками» перегибали палку в порыве молодого задора. Не похоже на Полунина выезжать на зубрежке. Наверно, вникал в суть проходимого внимательнее других. Оксане неловко перед собой, что с перепугу готова была взвалить на человека невесть чего. Хороша благодарность за оказанное внимание. Но ведь страшно… Чего говорить…

— Ни к чему заранее волноваться, — ответил Полунин на ее вопрошающий взгляд. Взял за руки, ободряюще улыбнулся. — Не такое осиливали.

— К-какое?

Полунин вроде бы не расслышал. Обыденным тоном распорядился:

— Надевайте костюмчик. Сейчас вас освобожу.

Показав Оксане спину, обтянутую белым халатом, подставил руки под кран умывальника.

Одевалась Оксана будто во сне. Одевшись, осталась сидеть на кушетке. Полунин, примостившись к столу, подтянул к себе разграфленный с чернильными пометами лист, что-то в нем высмотрел, потер переносицу и поднял глаза к потолку.

— Смогу положить вас к себе двадцать седьмого. Освобождается койка.

— То есть как — положить?

— На проверку. А там поглядим.

— Это надолго, Яков Арнольдович? Сейчас совсем недосуг. — Пересела с кушетки на ближайший к Полунину стул. — Маше школу кончать.

— Вот и отлично! Девочка как раз становится на ноги. — Сказал и осекся.

— Отлично, — подхватила Оксана. — Съезжу, пронаблюдаю за ней и через месячишко, если не возражаете, к вам.

— Вы серьезно? — повернулся так круто, что книга, лежащая у края стола, грохнулась на паркет. Автор и заглавие по-немецки, нетрудно было и по-русски понять: Ремарк, «Три товарища», — кто не знает слово «геноссе»? Заглавие «Три товарища» вызвало образ троих: Полунин, Петр, Станислав… — Вам, Оксана Тарасовна, должен быть известен непреложный закон: не откладывать.

— Всего лишь на месяц…

— Иной раз проволочка в несколько дней решает судьбу. — Умение смолоду управлять своими порывами помогло Полунину взять успокоительный тон. — Пугаться вам нечего, все, надеюсь, будет в порядке. Порю горячку из верности фронтовой дружбе. И все же по-фронтовому приказываю: действовать без отсрочки!

— А… на сколько дней? Обследование и вообще…