Очарование тьмы (ЛП)

Не пострадал и генерал Дрейгер. После сражения он не остался в стороне и порой брал на себя самый трудный, душераздирающий долг. Мы вдвоем держали юного венданца, которому отнимали руку, застрявшую между шестерней в кошмарной махине Комизара.

— Должен перед вами извиниться, — заговорил он как-то по пути в лагерь. — Я был о вас худшего мнения.

— Пустое. Я тоже представляла вас другим: упрямым ослом с жаждой власти.

Он удивленно усмехнулся.

— А кого увидели?

— А увидела верного своему отечеству воина — верного до глубины души. Это достойный, но опасный путь, генерал. Может толкнуть на крайности, когда выбора не оставляют. Я знаю, о чем говорю. Молюсь, чтобы ни одной дочери Дальбрека не пришлось кровью добывать себе право быть услышанной, как мне.

Генерал замялся. Мой намек вышел лобовым.

— По этой причине вы сбежали со свадьбы?

— Каждый достоин любви. Искренней, а не по велению договора. Чужая воля, если не пытаться сжать ее в кулаке, на многое способна.

Обозы с провизией, набитые Комизаром до верху, почти не пострадали. На путь до Венды нам хватит. Я встречалась с кланами, плакала на их плечах, а они — на моем. Решимость, поминутно зрея, сплачивала нас, сращивала, как перебитую кость, и наши общие шрамы придавали нам сил. От титула Комизара я отказалась, зато от титула королевы…

День ото дня во мне крепли твердость и надежда, и все же в минуту прощания на выходе из долины в душе что-то дрогнуло.

Я обняла Тавиша и Оррина, Кадена, пожала руки генералам Хоуланду и Дрейгеру. Последний будто хотел еще что-то сказать, но лишь пожелал всех благ на прощание.

Рейф, шагнув вперед, с хлопком пожал руку Кадена. Они посмотрели друг на друга и молча кивнули, как бы обменявшись немыми словами.

А я глядела на Рейфа и пробуждала в памяти прошлое, лишь бы не думать о будущем. Вспоминала, как хмуро он впервые на меня посмотрел, как солнце играло на его скулах в Каньоне дьявола, как он замялся на вопросе, откуда родом. Вспоминала пятнышко пота в форме сердца на его рубахе, когда он смахивал паутину с карниза; с каким любопытством скользил пальцами по моей каве, как мы взвились перед нашим первым поцелуем, как Рейф со слезами на глазах сжимал меня на берегу ледяной реки.

Но ярче всего я вспоминала нашу пару украденных часов, когда весь свет канул в небытие.

— Лия.

Голос Рейфа вернул меня на землю. Стало жарко, свет солнца будто утроился.

Рейф подошел ко мне на глазах военных и Кадена. Об уединенности и речи не шло. Наверное, к лучшему.

— Тебя ждет Дальбрек, — произнесла я твердо.

От него не укрылся вопрос между строк. Рейф кивул.

— А тебя — Венда.

Тот же вопрос в его словах.

— Я дала слово. Как и ты.

— Как и я. — Он потупил глаза в землю. — Скоро мы пришлем делегацию с пактами. Вам и другим королевствам.

— Спасибо. Без Дальбрека мы не выстояли бы. Желаю вам счастья, король Джаксон.

Он не назвал меня в ответ королевой Джезелией. То ли не мог принять титула, то ли моего решения. Рейф никогда не разделял мою любовь к Венде.

Он устремил на меня протяжный взгляд. Секунды растягивались в часы.

— И я желаю тебе счастья, Лия.

И мы разминулись. Поехали каждый своей дорогой, но ради одной цели: проложить странам, которых мы любили всей душой, путь в будущее. Есть еще, чему стоит отдать себя в жертву — и не войти в число мертвых.

Обернувшись, я смотрела Рейфу вслед, и тут на ум пришли старые слова Гвинет: «Любовь… Приятная штука, если посчастливится ее найти».

Найти посчастливилось.

Но найти и удержать — это совершенно разные вещи.

Бескрайнее море венданцев колыхалось в ожидании только мое команды. Люди сияли надеждой, предвкушая будущее, которое я пообещала. Я подала знак, и наш бесконечный караван двинулся вперед — туда, где ждал дом.

Наступает заря, и первые лучи вползают в наше укрытие.

Теперь можно развести костер.

Стервятники нас не заметят.

Мы замерзли и хотим есть. Пета поймала для нас зайца.

Мы стаскиваем все немногое, что горит: стулья, книги. Бумага истлела и быстро займет огнем костер.

Остальные не в силах сидеть на месте и пораженно разглядывают стены вокруг.

Огонь скручивает страницы. Шипит заячья тушка. Бурлят наши животы.

Дитя приносит мне шар, почти целиком голубой.

— Что это? — спрашивает она, завороженно покручивая его на ножке.

Знать бы название. Надписи пробуждают образы в памяти. Я заглядываю вглубь себя: что рассказывала бабушка о прошлом?

— Это карта нашего мира.

— Наш мир круглый?