Повисла долгая тишина. От слов о семье у него опять заскребло на сердце. В его лице читалась такая же боль, как и несколько часов назад, при встрече с отцом. Хотелось утешить, поддержать, как он меня, но живучий отголосок страха не позволял.
Глубоко вздохнув, Каден первым нарушил молчание.
— А еще у тебя теперь сын. И ему нужно дать имя.
Дать имя. Дело-то нетрудное, да?
— Дам. — И я проскользнула мимо, добавив, что скоро ему можно будет к Лие.
Я вернула сына кормилице.
— Пусть еще побудет у вас. В цитдели суматоха, и ребенку там не место. Я скоро еще загляну.
С пониманием кивнув, женщина пообещала заботиться о малыше, хотя явно усомнилась в моих словах. Она нежно погладила его по щеке, и мой сын без имени довольно устроился у нее на руках.
Глава шестьдесят восьмая
По краям штор просачивался румяный свет. Семнадцать лет он каждый день возвещал мне о новом утре.
Никак привыкну, что я снова у себя в комнате. Снова дома. Вот только для меня она уже не будет прежней. Мне здесь тесно, словно стены давят, — я как будто пытаюсь натянуть куртку, которая мне мала. Все теперь иначе.
Мать так и не показалась. Ночью трижды заходили тети Бернетта и Клорис — обе изможденные, с красными глазами, — и по наставлению лекаря давали мне тягучее и сладкое, как сироп, лекарство.
— Пей, восполнит кровь, — шепнула тетя Бернетта и поцеловала меня в щеку.
На вопрос об отце она посуровела и выдавила обнадеживающее «дадим ему время».
Тетя Клорис настороженно поглядывала на Кадена, дремавшего на стуле у моей кровати, и тихо причитала, что «неправильно это, не положено». Поздно ночью она все же прогнала его в гостевую комнату, после чего мне толком не спалось. Один беспокойный сон сменялся другим, а когда мне приснились Брин и Реган на конях в долине, я подскочила в кровати. Все что угодно, лишь бы не смотреть дальше.
Тетя Бернетта распорядилась еще раз дать мне приторного сиропа. Снотворное ли это или наоборот, чтобы взбодриться, но на ногах я держалась увереннее.
Я распахнула шторы, и в комнату хлынул свет. Впереди голубел залив и было так ясно, что вдалеке в лучах утреннего солнца сверкали развалины на острове забытых душ. По слухам, в стенах той тюрьмы, которых давно нет, все еще слышат плач Древних. Их узилище — иного рода, бессмертное, узилище воспоминаний, удерживающее не хуже стального.
Я перевела взгляд западнее, на последний стоящий шпиль Голгаты, все такой же накренившийся, с грацией встречающий неминуемую гибель. Что-то в этом мире вечно… а что-то — вовсе нет.
В дверь постучали. Ну наконец-то! Вся моя одежда лежала в гардеробной в сундуках, которые Дальбрек нам добросовестно вернул. Их так и не открыли. Сегодня, помимо прочего, меня днем ждал совет, а появляться перед лордами в чужой ночной рубашке не пристало. Тетя Бернетта так давно ушла за ключами от сундуков, что я уже сама собиралась вскрыть замки шпилькой. День намечался долгий и ответственный.
— Входите! — крикнула я, отодвигая шторы в гардеробной. — Я здесь!
Шаги. Тяжелые. Кто-то в сапогах.
Сердце застучало, и я вернулась в комнату.
— Доброе утро, — заговорил Рейф. Ему больше не требовалось скрывать личность, и оделся он как обычно.
В груди зачастило еще сильнее. Чувства, которые я так подавляла, полыхнули с новой силой, и спокойствия в голосе поубавилось:
— Я ждала, когда ты зайдешь.
Ему не легче. По взгляду вижу и тому, как нервно сглатывает.
— Выглядишь лучше, чем прошлой ночью, — подметил он.
— Спасибо, что пришел на помощь.
— Прости, что не явился раньше. Наверное, ждал от тебя записки.
— Сам же просил не писать.
— С каких пор ты меня слушаешься?
— А с каких пор ты читаешь мои записки?
На его хмуром лице мелькнула улыбка, и моей выдержки как ни бывало: я бросилась к Рейфу, и он обвил меня руками. Мы жались друг к другу, словно разлуки не было. Рейф запустил пальцы мне в волосы, шепча на ухо «Лия», но от поцелуя увернулся и, скинув с себя мои руки, прижал к бокам.
Я растерянно посмотрела на него.
— В чем дело?
— Я должен кое-что сказать.
— Что-то не так? — Мой голос испуганно дрогнул. — Что-то случилось…
— Лия, просто послушай. — Его взгляд вгрызался в меня.
— Ты меня пугаешь, Рейф. Говори уже.
Рейф поморгал, и его лицо чуть дрогнуло. Он тряханул головой, словно пытаясь навести порядок в мыслях/
— Должен сказать, что обстоятельства… По правде… В общем, знай, что я теперь помолвлен.
Во рту пересохло. Сейчас он засмеется. Скажет, пошутил.
Но Рейф молчал.
Я, раскрыв рот, уставилась на Рейфа. Дар речи меня покинул.
Рейф меня любит. Точно это знаю — взгляд не обманет.
Неужели померещилось? Расстались несколько недель назад, но он что, уже меня забыл? И месяца ведь не прошло.
— Так скоро? Откуда она? — выдавила я одеревеневшим языком.
— Из Дальбрека, — кивнул он. — Совет посчитал, мне необходимо жениться — это поможет успокоить волнения.
Я отвернулась и заморгала, переваривая мысль, вмещая в уме.
— У вас там все так плохо?
— Родители умерли, я как сквозь землю провалился. Престол долгие недели пустовал, и это не прошло без следа. Проблем больше, чем мы думали.