Очарованная легендой

— В любом случае мы очень мало будем видеть друг друга. Вы будете говорить главным образом с дамами. Я уже сказал Чико, что ужин вам не потребуется. На этих приемах всегда много еды, и невежливо не есть. Я подберу вас у резиденции ровно в семь тридцать. Помните мои слова о hora inglesa.

Он открыл для меня дверь кабинета. Я все еще упиралась. Но знала, что проиграла.

— Я иду, — сказала я, чтобы пролить бальзам на свою гордость, — только по долгу службы.

— Это относится к нам обоим, — холодно согласился он.

— Вы невыносимы! — внезапно взорвалась я. — Вы получили слишком много власти слишком рано!

— А вы, дорогуша, слишком долго не пробовали отцовского ремня.

Он энергично закрыл за мной дверь, словно очень хотел исправить это упущение прямо здесь.

Я готовилась, словно к сражению. В полдень вымыла волосы и высушила их на солнце. Надела выбранное мной длинное платье — легкий выбор, потому что привезла всего два. Хлопчатобумажное, василькового цвета, с небольшими белыми цветами. Приталенное, как платье Хестер, без рукавов, но с квадратным вырезом, не декольтированное, с белой кружевной каймой по всей юбке и вокруг шеи. Я надела жесткую нижнюю юбку, волосы падали естественными волнами вокруг лица.

Я тщательно и не чрезмерно наложила косметику. Спрятала в небольшую вечернюю сумочку пудреницу, расческу, помаду и пару монет. В семь двадцать пять накинула на плечи подаренной матерью на прошлое Рождество бархатный плащ. Затем дожидалась на лестничной площадке, пока ровно в семь тридцать не раздался дверной звонок.

Я слышала, как Чико пересек зал и открыл дверь. Затем, как Хестер, медленно спустилась по лестнице, плащ свободно падал за спиной, на полдороге я сняла его и перекинула через руку.

Несколько секунд мистер Фицджеральд молча смотрел на меня. В белом смокинге он выглядел красивым и статным. Чико деликатно удалился на расстояние за пределами слышимости, и я остро ощутила, что мы с мистером Фицджеральдом остались наедине. Сознавала, что некоторая часть меня хочет притвориться, что это нормальное свидание, что мистер Фицджеральд пригласил меня, потому что хотел, а не потому, что так требовали служебные обязанности.

Мне казалось, что я вижу, пока спускаюсь, как целая гамма разнообразных выражений пробегает по его лицу. Сначала я думала, что он доволен моей точностью и внешним видом — возможно, даже немного больше, чем доволен. Свет в зале придал его лицу обманчивую нежность. Ближе я заметила знакомое напряжение вокруг рта и челюсти и его глаза, далекие от даже намека на какое бы то ни было выражение мягкости. Что он смотрит на мое платье не только с ненавистью, но словно я специально рассчитывала на такую его реакцию. И надела это исключительно с целью раздражить его. Мы обменялись самыми краткими приветствиями. Он протянул руку за моим плащом, затем сказал тихим, но смертельным голосом, тщательно сдерживаясь, чтобы не слышал Чико:

— Я подожду, пока вы подниметесь и переоденетесь. Платье не годится для приема.

До этого я думала, что не могу быть больше унижена Джеймсом Фицджеральдом, чем сопровождая его не желающей и нежеланной на этот вечер. Сейчас я поняла, как сильно ошибалась.

— Что с ним такое? — спросила я.

— Слишком низкий вырез, и ваши руки открыты.

В отчаянии я погладила свои оскорбляющие взор руки.

— Вам понравилось платье Хестер!

— Это совсем другое. Оно для Вашингтона. Пожалуйста, не задерживайте нас, споря. Идите наверх и наденьте платье с закрытой шеей и рукавами.

— Такого у меня нет. Я здесь слишком мало времени… — Мой голос затих.

— Позаимствуйте у Хестер, — сказал он с мужской небрежностью.

— Она намного выше меня!

Первый секретарь издал сердитое восклицание на чарагвайском патуа, которое, я уверена, сделало бы честь дону Району, если бы я могла его понять, схватил меня за руку, и не успел Чико открыть дверь, как он сам распахнул ее.

Он бросил водителю адрес, и мы рванули с места. Я подумала, что мистер Фицджеральд сдался в неравной борьбе на чужой территории женской моды, но не тут-то было. Лимузин стремительно доставил нас в центр города, сейчас весело пробуждавшегося к ночной жизни. Автомобиль ехал по ярко освещенному торговому центру, пока не остановился перед вереницей маленьких эксклюзивных магазинов с деликатно освещенными окнами, оформленными красиво и просто, но дорого. Униженная, я увидела в середине французское ателье «Дом Одетт», перед которым швейцар в форме разгонял мальчишек-чистильщиков, пытавшихся развернуть свое занятие среди зевак, глазеющих на витрины.

Швейцар торопливо открыл дверь и поклонился. Он так увлекся, низко кланяясь мистеру Фицджеральду, что самый маленький мальчик сумел ловко прокрасться за ним по тротуару и добраться до двери салона. С усилием, потому что был худ и мал ростом, он широко открыл ее, низко кланяясь и передразнивая швейцара, затем невинно улыбнулся мне:

— Buenas noches, сеньорита.

Я узнала маленького визжащего мальчика, которого в воскресенье Мораг таскала за ухо в парке.

— Buenas noches, Петизо, — улыбнулась я в ответ, успокоившись при виде улыбающегося знакомого лица.