Очарованный (ЛП)

Я повернулась и обхватила себя руками, дабы не задрожать еще сильнее.

— Чего не понимаю, Лука?

— Этого. — он указал на квартиру с отвращением, омрачающим его прекрасное лицо. Он провел рукой по своим модным, длинным, тёмным волосам. — Это всё, что я могу тебе дать. Это. Я.

Я пожала плечами.

— Оно яркое.

Он закатил глаза.

— Это дерьмовая дыра.

— Когда ты можешь в любое время заглянуть в Китайский ресторан... — я подмигнула. — Ни черта, не дерьмовая.

Он засунул руки в карманы, его губы сложились в мрачную линию.

— Я никогда ничего не делал, так как не заслуживаю этого, я даже не могу купить тебе меха, которые ты привыкла носить, и драгоценности висящие у тебя на шее.

Я почувствовала, что краснею, скорее от стыда, чем от смущения. Хотелось бы мне думать, что я обманула их всех, заставила думать, что у меня всё еще есть деньги, когда на самом деле? Я была так же бедна, как и Лука, а может больше. У меня не было страховки, а больничные счета не дешевые.

Я работала секретаршей. Почти ничего не зарабатывала, и как только мои родители обнаружили, что я больна, они уехали. Хотелось бы мне думать, что им было слишком больно наблюдать за этим.

Но на самом деле... я знала правду, болезнь напоминала им о моей не идеальности, напоминала, что жизнь редкий дар, напоминала об их эгоистичности. И они ненавидели, когда им указывали на их недостатки.

Вчера вечером я продала свои бриллиантовые серьги, фамильную реликвию, доставшуюся мне от бабушки ради оплаты четвертого лечения и покупки еды на неделю.

Это последнее, что у меня осталось.

— Лука. — я потянулась к его руке. — Ты говоришь, что это ты?

Он медленно кивнул, его глаза уже принимал отказ, который он, скорее всего, ожидал получить.

— Тогда. — я обвила руками его мускулистый торс. — Я говорю, что это тоже я.

— Ч-что?

— Китайская еда на вынос... это я. Если это ты, тогда позволь мне быть собой с тобой.

Его губы приоткрылись.

Со стоном он прижался своими губами к моим, затем поднял мое тело на руки.

Его поцелуй наэлектризовал меня.

Он овладел мной.

Он владел мной.

Никаких отступлений. Пути назад уже не будет, и я знала, что через несколько месяцев я умру, так как больше не смогу оплачивать себе лечение в больнице... я умру счастливой девушкой.

Так как я находилась в объятиях Луки.

В его постели.

Над неоновыми огнями этого проклятого Китайского ресторана.

И я была счастлива.

ГЛАВА

ПЯТАЯ

Некоторые называют это маленькой смертью... ну, тогда дай мне больше... я всегда умоляла Луку о большем, потому что в его объятиях я не чувствовала себя больной, не чувствовала хрупкой, я была совершенной. Время остановилось, что было необходимым, учитывая, что это были оба наших врага. Хотя, я только думала о времени работающего против меня — никогда в моих самых смелых мечтах я не представляла, что у него имеется своя собственная бомба ожидающая взрыва, дабы разлучить нас навсегда, и никогда не дать нам больше быть вместе. — Джойс Альферо

ЛУКА

Она была моей второй.

Моей второй девушкой.

Но она была первой, кто украсил мою постель.

Первая, кто вошла в мою квартиру.

Первая, кто украла мое сердце и отказалась вернуть его.

Я любил ее каждой клеточкой своей души, каждой клеточкой своего существа, и единственный способ, показать ей — это быть уверенным, и заботится о ней в своих объятиях, пусть у меня нет средств для драгоценностей или бриллиантов, но у меня есть мое сердце. Проклятье, но у меня все еще было моё сердце, даже душа, независимо от того, кого я убил или что сделал, я мог предложить ей единственную незапятнанную вещь в моём существовании, прекрасно зная, что это предназначалось ей и только ей.

Если бы она отвергла меня, я бы продолжал жить.

Один.

Потому что когда ты не можешь получить того, кого хочешь, какой смысл пытаться заполнить эту дыру?

Это несправедливо по отношению к тебе и уж точно несправедливо по отношению к девушке, которую пытаешься навязать этому человеку.

Я закрыл за нами дверь.

Единственным светом, заливавшим маленькую квартиру, была неоновая вывеска ресторана. Синие и красные огни освещали подоконник, с таким же успехом можно было поставить чертов прожектор около моей маленькой двуспальной кровати.

Джойс сбросила мех и повернулась, ее пальцы танцевали по ключице, пока она перебирала жемчужины одну за другой, словно проверяя их гладкость.

— Раздевайся. — рявкнул я, не узнавая собственного голоса.

Ее глаза расширились, щеки вспыхнули, черт возьми, этот взгляд был прекрасен, я запомню его навсегда.