Очарованный странник

И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к вечеру третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший плен не попасть, но вижу, что эти люди пищу варят... Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят:

"Пей водку!"

Я отвечаю:

"Я, братцы мои, от нее, с татарвой живучи, совсем отвык".

"Ну, ничего, - говорят, - здесь своя нацыя, опять привыкнешь: пей!"

Я налил себе стаканчик и думаю:

"Ну-ка, господи благослови, за свое возвращение!" - и выпил, а ватажники пристают, добрые ребята.

"Пей еще! - говорят, - ишь ты без нее как зачичкался*".

Я и еще одну позволил и сделался очень откровенный: все им рассказал: откуда я и где и как пребывал. Всю ночь я им, у огня сидя, рассказывал и водку пил, и все мне так радостно было, что я опять на святой Руси. но только под утро этак, уже костерок стал тухнуть и почти все, кто слушал, заснули, а один из них, ватажный товарищ, говорит мне:

"А паспорт же у тебя есть?"

Я говорю:

"Нет, нема".

"А если, - говорит, - нема, так тебе здесь будет тюрьма".

"Ну так я, - говорю, - я от вас не пойду; а у вас небось тут можно жить и без паспорта?"

А он отвечает:

"Жить, - говорит, - у нас без паспорта можно, но помирать нельзя".

Я говорю:

"Это отчего?"

"А как же, - говорит, - тебя поп запишет, если ты без паспорта?

"Так как же, мол, мне на такой случай быть?"

"В воду, - говорит, - тебя тогда бросим на рыбное пропитание".

"Без попа?"

"Без попа".

Я, в легком подпитии будучи, ужасно этого испугался и стал плакать и жалиться, а рыбак смеется.

"Я, - говорит, - над тобою шутил: помирай смело, мы тебя в родную землю зароем".

Но я уже очень огорчился и говорю:

"Хороша, мол, шутка. Если вы этак станете надо мною часто шутить, так я и до другой весны не доживу".

И чуть этот последний товарищ заснул, я поскорее поднялся и пошел прочь, и пришел в Астрахань, заработал на поденщине рубль и с того часу столь усердно запил, что не помню, как очутился в ином городе, и сижу уже я в остроге, а оттуда меня по пересылке в свою губернию послали. Привели меня в наш город, высекли в полиции и в свое имение доставили. Графиня, которая меня за кошкин хвост сечь приказывала, уже померла, а один граф остался, но тоже очень состарился, и богомольный стал, и конскую охоту оставил. Доложили ему, что я пришел, он меня вспомнил и велел меня еще раз дома высечь и чтобы я к батюшке, к отцу Илье, на дух шел. Ну, высекли меня по-старинному, в разрядной избе, и я прихожу к отцу Илье, а он стал меня исповедовать и на три года не разрешает мне причастия...

Я говорю:

"Как же так, батюшка, я было... столько лет не причащамшись... ждал..."

"Ну, мало ли, - говорит, - что; ты ждал, а зачем ты, - говорит, - татарок при себе вместо жен держал... Ты знаешь ли, - говорит, - что я еще милостиво делаю, что тебя только от причастия отлучаю, а если бы тебя взяться как должно по правилу святых отец исправлять, так на тебе на живом надлежит всю одежду сжечь, но только ты, - говорит, - этого не бойся, потому что этого теперь по полицейскому закону не позволяется".

"Ну что же, - думаю, - делать: останусь хоть так, без причастия, дома поживу, отдохну после плена", - но граф этого не захотели. Изволили сказать:

"Я, - говорят, - не хочу вблизи себя отлученного от причастия терпеть".

И приказали управителю еще раз меня высечь с оглашением для всеобщего примера и потом на оброк пустить. Так и сделалось: выпороли меня в этот раз по-новому, на крыльце, перед конторою, при всех людях, и дали паспорт. Отрадно я себя тут-то почувствовал, через столько лет совершенно свободным человеком, с законною бумагою, и пошел. Намерениев у меня никаких определительных не было, до на мою долю бог послал практику.

- Какую же?

- Да опять все по той же, по конской части. Я пошел с самого малого ничтожества, без гроша, а вскоре очень достаточного положения достиг и еще бы лучше мог распорядиться, если бы не один предмет.

- Что же это такое, если можно спросить?

- Одержимости большой подпал от разных духов и страстей и еще одной неподобной вещи.

- Что же это такое за неподобная вещь вас обдержала?

- Магнетизм-с.

- Как? магнетизм?!

- Да-с, магнетическое влияние от одной особы.

- Как же вы чувствовали над собой ее влияние?

- Чужая воля во мне действовала, и я чужую судьбу исполнял.

- Вот тут, значит, к вам и пришла ваша собственная погибель, после которой вы нашли, что вам должно исполнить матушкино обещание, и пошли в монастырь?

- Нет-с, это еще после пришло, а до того со мною много иных разных приключений было, прежде чем я получил настоящее убеждение.

- Вы можете рассказать и эти приключения?

- Отчего же-с; с большим моим удовольствием.

- Так, пожалуйста.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ