Очень хочется жить. Рассудите нас, люди

И Нюша сдалась:

— Ладно уж, ладно. Не подведу.

Мне казалось, что Нюша, сколько я ее помню, ни капельки не изменилась: такая же сухонькая, расторопная, неунывающая и смешливая, какой была всегда. Она — душа нашей семьи. Папа называет ее начальником штаба. А я еще не разобралась, кто для меня роднее — мама или Нюша. Сколько было пролито — именно пролито — на меня ласки, нежности и доброты из этих живых, запрятанных в тенета морщинок, глаз. И эти неустанные, поблекшие, добрые ее руки… Сколько раз они гладили мои волосы, расправляли на них пышные банты, сколько раз купали меня в ванной, заплетали мои косички! Сколько раз я выплакивала в ее коленях все несправедливые обиды и горести! Нюша провожала меня в школу, встречала, кормила; когда я готовила уроки, она сидела сбоку и наблюдала: стихи и былины знала наизусть — заставляла повторять по десяти раз. Малограмотная, она наделена была простой житейской мудростью и необыкновенным чутьем: сейчас, когда я выполняю чертежи, она заглянет через мое плечо и, ничего не понимая, не разбираясь, точно определит — хорошо чертеж отработан или плохо. Она не прочь выпить, и частенько вечером, когда папа возвращается с работы усталый, их можно увидеть на кухне вдвоем за рюмкой водки, настоянной на смородинном листе. К маме Нюша относится восторженно. Провожая ее и папу в гости, в театр или на прием, поправляя складки на ее платье, она всплескивала ладошками:

— Ну и видная же ты, Серафима! Красавица писаная, королева. А сказать по-военному — маршал!..

— Не болтай глупости!

Но Нюша не страшилась маминой строгости и умела при случае постоять за себя, а чаще всего за меня.

В передней позвонили, и Нюша пошла отворять.

Вошла Елена Белая. Она была изумительно хороша: светлая юбка, светлая кофточка, громадные зеленые глаза, желтые волосы и прекрасный лоб, высокий и чистый, как зеркало.

— Я на десять минут, — сказала Елена. Она бросила в кресло тугой сверток, и мы обнялись. — Аркадий ждет.

Я выглянула в окно. По дорожке вдоль пруда прохаживался Аркадий Растворов.

— Зачем ты его взяла?

— Не брала. Вышла из дому, а он у подъезда. Разве отвяжешься! Попросил зайти в два места. — Она перевела взгляд на сверток. — Показать?

Отец Аркадия, работник по торговой части, жил за границей. Какие способности проявил он в своей торговой деятельности, нам неизвестно. Но мы точно знали, что личные посылки с вещами пересекали океан регулярно. В Мocквe они раскупались нарасхват. Их сбывал Аркадий.

Елена развязала пакет. В нем оказались четыре шерстяные вязаные кофты неописуемой прелести. Одна мне понравилась особенно: крупной вязки, легкая и мягкая, как пушинка, и такая белая, что ломило глаза от белизны. С ума можно сойти!

— Я нарочно принесла ее, — сказала Елена. — Тебе она пойдет. Но дорогая — пятьдесят рублей.

— Можешь оставить ее на день? — спросила я. — Вечером покажу маме. — Мне до слез жалко было расставаться с этой кофтой. — А эту, голубую, я возьму для мамы.

Елена согласилась:

— Ладно, оставляй. Всю ответственность беру на себя.

Я никогда не спрашивала Елену, даже думать об этом не смела, но сейчас нехорошая догадка закралась мне в душу: не втянул ли Аркадий и ее в свое нечистое торговое дело?..

— Ну как, предложил он тебе руку и сердце или все еще выжидает? — спросила я.

Елена горестно усмехнулась:

— Чего захотела! Все гораздо проще, Женя, предлагает жить с ним. И то с условием: никаких обязательств за последствия не несет… — Она всегда выражалась откровенно, даже грубо, часто приводя меня в замешательство. — Оттеснил от меня ребят — шагу не дает ступить. Сейчас нарочно оставила его в сквере, а то бы поговорить не смогли… И дома, Женька, тошно! Бабка с дедом причитают: в девках засиделась, никто не берет. Отец пьет, в пьяном виде обзывает такими словечками, что повеситься хочется. Даже мама… И у той скорбные вздохи… Знаешь, иногда мне кажется, что вокруг меня стена. Глухая стена. И с каждым днем она вырастает все выше и выше, заслоняет свет. Живу я нехорошо…

— Ну, а Боря Берзер? — сказала я. — Ведь он очень хороший парень.

— Хороший, — согласилась Елена. — Внимательный, умница. Но уж очень правильный. От его правильности прямо выть хочется. В шахматы играть учит, на лекции приглашает… Скука! С Аркадием хоть весело… А ну их всех!.. — Елена ожесточенно махнула рукой, как-то встряхнулась вся. — Что будет, то и будет!.. Как ты попала в немилость, за какие провинности?

— Отказалась выходить за Вадима, — сказала я.

— Честное слово?! — Елена вскочила и принялась мерить комнату своими длинными стройными ногами. — Взбунтовалась! Ай-яй-яй!.. А я считала тебя кроткой овечкой. И завидовала: вот думаю, подцепила парня и будет держаться за него до самой смерти.

— Я и сама так думала, — сказала я.

— Кого же ты обрадовала таким известием? Маму или Вадима? — Она подсела ко мне поближе. — Ты действительно так решила. Женя?

— Еще не могу разобраться сама… Кажется, да.

— А что произошло?..

Я прошептала ей на ухо:

— Влюбилась.

Елена даже отодвинулась от меня — не ожидала.

— Это правда? Кто он?