— Что вам сказать, ребята? — Петр оглядел нас своими черными, горячими глазами. — Вот вы наконец вместе. Если вы вместе, вам ничего не страшно. Любовь подобна утесу, об нее ко всем чертям разобьются все жизненные невзгоды. В брызги, в осколки! Вот за это и выпьем. За единение сердец! — Опрокинув рюмку, он затряс головой. — Ух!.. Спасайте! Раскаленного ежа проглотил!
Трифон захохотал.
— Мое изобретение. Патент хочу получить.
Я тоже выпил.
— Да, не прошла, а с трудом проползла, царапаясь когтями…
Мы не разошлись, пока не выпили обе бутылки страшной трифоновской смеси. Говор не смолкал — задушевный, семейный.
Женя прошептала мне на ухо:
— Когда были у Анки на свадьбе, помнишь? Я и не подозревала, что сама скоро сяду за стол невестой…
— Ты не жалеешь, что у нас нет обычного свадебного шума, пышного стола, нарядных гостей, музыки, поцелуев, родительских наставлений?..
— Нет. Пускай тебя это не тревожит… Я знаю, на что иду. Я решилась всерьез. И, если хочешь знать, эта пирушка мне дороже любого пышного торжества. Ты рядом, со мной. Мне больше ничего не надо. Жалею только о том, что нет белого платья. Мне хотелось быть очень красивой сегодня.
— Красивей, чем ты сейчас, быть уже невозможно, — шепнул я.
Женя наклонилась ко мне, сказала в ухо;
— Ты меня любишь?
Да…
— Я хочу, чтобы ты меня очень-очень любил! Всегда… Знаешь, мне ужасно нравятся эти люди, твои друзья. И Трифон с Анной. Они так друг к другу подходят. И Петр. Ему нравится Елена Белая?
— По-моему, да. Только он скрытный.
— Тетя Даша — чудесная женщина. Просто прелесть!..
Петр Гордиенко обратился к комендантше:
— Придет время, тетя Даша, когда таких вот влюбленных новобрачных прямо из-под родительской кровли будут провожать под своды нового приюта, где будет приготовлено все необходимое для совместной жизни.
Тетя Даша засмеялась:
— Этак, с твоей щедростью. Петр, квартир, пожалуй, не напасешься. Все захотят жениться, кому надо и кому не надо. Поженятся, жилплощадь получат и разведутся — судись тогда с ними, выселяй…
— А честность — воскликнул Гордиенко. — Вы забыли о честности. Честность будет возведена в культ. Эх, товарищи!.. Большое счастье — жить на земле честным человеком! Не по священным заповедям — «не укради, не убий», но честным по великой человеческой гордости… — Сокрушенно усмехаясь, он замотал головой. — Один мой знакомый купил себе автомобиль. И прежде, чем сесть в машину, оснастил ее замочными устройствами: на руле замок величиной вот с эту сковороду, на дверцах замки, под багажником болтается замок, колеса привинчены гайками особой конструкции. олень на радиаторе укреплен стержнями. Большой урон несет общество от отсутствия честности. Коммунизм, тетя Даша, — это прежде всего человеческая честность!..
— Хорошо ты говоришь, Петр. — Трифон с сожалением вздохнул. — Ни над тобой контролеров, ни ревизоров, ни чиновников, которых надо кормить, обувать, одевать. — ты сам себе и контролер и начальник. И следить за тобой не надо. Красота!..
— Ты гляди, как он рассуждает — удивилась Анка. — Откуда только понятия такие заимел…
Трифон встал, расстроенный.
— А пока, в ожидании лучших времен, начнем перебираться под своды комнаты тети Даши…
Не прошло и десяти минут, как имущество Анки и Трифона было перенесено на новое место жительства. Петр уходил к Сереге с Ильей. Он бросил в чемоданчик зубную пасту со щеткой, полотенце, пижаму. Вырубленное лицо его выглядело суровым и печальным.
— Женя, если встретишь Елену, скажи, что я о ней все время думаю… Нет, ты ей вот что передай… — Он заволновался и побледнел. — Передай, что я люблю ее. Я это понял, как только увидел ее. Мы должны быть вместе. Я сказал бы ей это сам, но, возможно, не увижу ее так скоро, как ты. А сказать ей нужно немедленно. Такие встречи в жизни могут быть лишь один раз…
Подняв руку к горлу. Женя смотрела на него завороженно, испуганными глазами.
— Я ей передам, — прошептала она.
Он обнял нас обоих.
— Все будет хорошо, ребята… — Он поцеловал сперва меня, потом Женю и ушел.
Женя сказала со страхом:
— Елене будет плохо. Я это чувствую. Я за нее боюсь…
Глубокая ночь стояла за стенами барака. Тишина в комнате казалась гнетущей, точно поблизости кто-то притаился и прислушивается к нам. Оставшись наедине, мы испугались того, что должно между нами произойти. Не смели взглянуть друг другу в глаза. Женя отодвинулась к окну.
— Алеша, подойди ко мне. Только сперва свет выключи. Давай постоим немножко. Обними меня…
С наступлением темноты в окошке задрожало бледное сияние истлевающей луны. Зарождался рассвет, дымчатый, робкий и тихий. Женя повела плечами то ли от свежести, то ли от чувства неловкости, от застенчивости.
— Давай жить мирно, весело, без ссор, без скандалов… — прошептала она. — А?
— По-другому я и не мыслю, — сказал я. — Ты не жалеешь, что так поступила?