Установившимся после Городельской унии порядком не могли быть довольны многочисленные русские князья и бояре Великого княжества.
Как православные, схизматики, они по новому закону не допускались до занятия высших должностей в государстве, до участия в совете великого князя и в решении важнейших государственных вопросов, близко затрагивавших интересы не только Литвы, но и всех других земель Великого княжества. На основании Городельского привилея русские люди устранялись даже и от избрания великих князей, которое должно было производиться высшим католическим боярством Литвы с ведома и совета польских прелатов, панов и шляхты. Русские князья и бояре не получили ни имущественных, ни личных гарантий, ни тех льгот в податях и повинностях, какие получили литовские бояре. Воинствующий католицизм воздвиг целую стену между литовским боярством и русским, пробудил национальную вражду к Литве, которой не замечалось прежде. В 1387 г. 22 февраля новообращенный Ягайло издал указ, коим предписывалось всем литовцам знатного рода, проживающим на Литве и Руси, принимать католическую веру и запрещалось вступать в брак с русскими, которые не пожелают перейти в католическую веру. Русский или русская, вступившие в брак с литовцами, обязывались непременно переходить в католическую веру под страхом телесных наказаний. Конечно, такой указ не мог не породить горького чувства в православном населении Великого княжества. Браки между литовцами и русскими были не редкость, особенно в высших классах. Теперь русские люди, вступившие в брак с литовцами, должны были расстаться со своей греческою верою и принять чуждую, латинскую, которую они уже со времен Ярослава привыкли считать неправою. Тот, кто не был обязан к этому, должен был болезненно сознавать унижение, оскорбление православной веры подобным указом. Правда, впоследствии Витовт и Ягайло всячески старались смягчить национально-религиозный антагонизм и хлопотали об унии православной церкви с римскою, для чего посылали на Констанцский собор митрополита Григория Цамблака с некоторыми западнорусскими епископами. Но эти хлопоты не увенчались успехом. Все это в общей сложности должно было настроить русских людей Великого княжества, князей и бояр, против Литвы и ее правящего класса, породить в них желание деятельно вмешаться в политику центра и повернуть ее в направлении, более благоприятном для их интересов. Но пока был жив Витовт, русские люди мало что могли сделать по этой части. Витовт опирался не только на собственно Литву, но и на Польшу, как это было, например, в деле подавления мятежей областных князей. Почти до самого конца великокняжения Витовта отношения между правящею Литвою и поляками были в общем дружественные, и они действовали заодно в вопросах внешней и внутренней политики, чему доказательством служат совместная борьба с орденом, общие съезды для решения таких, например, вопросов, как принятие чешской короны от гуситов, заключение мира с орденом, принятие мер против распространения гуситской ереси, против мазовецкого князя Земовита, выбивавшегося из послушания королю, и т. д. Русские люди получили возможность с успехом вмешаться в устроение государства только по смерти Витовта. Благоприятным обстоятельством для этого послужил разрыв правящей литовской знати с поляками и Ягайлой, который заставил самих литовцев пойти навстречу к русским людям и привлечь их к участию в решении стоявших на очереди государственных вопросов.