Первые признаки новой струи появились еще в предыдущие годы. Гребень волны «социальной беллетристики» вынес на поверхность некоторых писателей, в которых можно найти отчетливые признаки нарождающегося натурализма. Первым на этот путь вступил Косуги Тэнгаи (1865—1952, Тэнгаи — литературный псевдоним), бывший под явственным влиянием Золя. Его принципами были: «В жизни человеческой нет ничего прекрасного и ничего отвратительного, нет ни добра, ни зла. Все есть, как оно есть, и поэтому писатель, рисуя современное ему общество, должен изображать людей и события честно и точно». Воздействие на него Золя было настолько сильно, что свое лучшее произведение «Модная песенка» («Хаяриута», 1901) он посвятил типичной для Золя проблеме определя- емости поступков и судьбы человека его наследственностью и обстановкой. Некая женщина Юкиэ родом из богатого семейства выходит замуж за аристократа. Все завидуют ее счастливой семейной жизни. Но вот муж ее влюбляется в гейшу, чей портрет в виде обнаженной натурщицы он видел на художественной выставке. Юкиэ снедает ревность, и отчасти на этой почве у нее начинает пробуждаться склонность к их домашнему врачу — молодому красивому доктору. Однажды в летннй день она, приняв ванну и выпив после этого вина, выходит в сад я встречает здесь доктора, бывшего у ее заболевшей сестры. Их обоих тянет друг к другу, но вблизи оказывается секретарь мужа. Скрываясь от него, они заходят в оранжерею. Секретарь заглядывает туда и в смущении отбегает. Разумеется, он моментально получает расчет, но семейная жизнь Юкиэ распадается. Оказывается, что род Юкиэ вообще всегда отличался сильнейшей распущенностью. Для автора первая мотивировка действия Юкиэ — ее наследственность; вторая — обстановка, которая дается автором в виде суммы факторов: ванны, вина и разнеживающей атмосферы оранжереи. Этого одного рассказа было достаточно, чтобы автор прослыл «золаистом».
Еще дальше по пути золаизма пошел другой, тогда еще только начинающий, писатель — Нагаи Кафу (1875—1959, Кафу — литературный псевдоним). Его высказывания чуть ли не буквально повторяют мысли Золя в предисловии к «Ругон-Маккарам».