Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода

Ландратам же вменялось в обязанность «в тех провинциях около тех мест… где явится моровая язва, по большим и малым дорогам и по стешкам поставить крепкие заставы и объявить… под смертною казнию, дабы никто, никуда из тех мест не проезжали, и для того по тем дорогам, где поставлены будут заставы, в пристойных местах поставить виселицы». Одновременно предписывалось «иметь великую осторожность в Азовской и Московской губерниях». Армейские полки, стоявшие в «поветренных местах», велено было перевести «по усмотрению» киевского губернатора. Принятые меры оказались недостаточными для разгорающихся реликтовых очагов чумы Южной России. Уже в ноябре 1718 г. пришло в Петербург известие, что в Киевской и в Азовской [уберниях, и в некоторых других малороссийских городах оказалась моровая язва.

17 ноября 1718 г. опубликован манифест «всему, кому, где ведать надлежит» о появлении морового поветрия в Киевской и Азовской губерниях и в малороссийских городах. В инструкции капитану Горохову было предписано «ехать ему туда наскоро, с великим поспеше-нием». По приезде он должен был объявить всему генералитету, чтобы они те места, где поветрие явилось, «крепкими утвердили заставами». Всем полкам велено было иметь посты «начавши от Днепра даже до Дону». Во всех тамошних городах, «публиковать указами под смертною казнию, чтоб никто ни тайного, ни явного проезду и проходу мимо тех застав чинить не дерзали». На Горохова возлагалась ответственность за безоговорочное и тщательное проведение противоэпидемических мероприятий: «И для того быть ему тамо, где пристойно в средине постов, и о всем, о чем надлежит, писать к нам по вся недели». Выморочные дома приказано сжечь «со всем, что в оных есть, и с лошадьми и со скотом и со всякою рухлядью, и для большего страху по знатным дорогам, где проезд бывает велеть, поставить виселицы». Виселицы, однако, ставились не только «для страху». Повелевалось тех, кто «презрев сей указ, мимо тех застав прокрадется… вешать не описывая».

Курьеров, ехавших из зараженных местностей, велено было задерживать на заставах «до указа», письма у них отбирать, принимая через огонь, и переписывать трижды и лишь последнюю копию посы лать по назначению, оставляя оригиналы на заставах.

Эпидемия продолжалась все лето 1719 г. и только в ноябре 1719 г. Горохов сообщил царю, что «моровая язва весьма перестала», но лишь в

апреле 1720 г. был издан указ о снятии застав в Шацкой провинции. Судя по дошедшим и цитированным К.Г. Васильевым и А.Е. Сегалом документам, эпидемия длилась около года и не «вышла» за пределы Белогородской, Старооскольской, Киевской и Азовской губерний и некоторых (каких именно — неизвестно) малороссийских городов. Но о клиническом характере заболеваний и числе жертв данных нет.

Эпидемия чумы во время русско-турецкой войны 1735–1739 гг.

Гезер (1867) утверждал, что чума в 1738 г. сначала вспыхнула в При-дунайских странах. Одновременно с появлением на Украине, эпидемии чумы начались в Австрии, Венгрии, Польше и на Буковине. В отбитом у турок Очакове среди русских войск объявилась «язва».

В марте 1738 г. командовавший войсками Миних сообщил в Петербург на основании «табелей», присланных к нему из Очакова генералом Ф. Шторфельном, «о великом числе в таможней гарнизоне больных и беспрестанно умирающих, и что в одном прошедшем генваре месяце слишком тысяча человек померло». В апреле 1738 г. в Очакове была определенно констатирована чума (рис 9.2). Затем она появилась и в Кинбурне и стала распространяться вверх по Днепру, достигнув Запорожской сечи.

В начале эпидемии чума, вероятно, из дипломатических и военных соображений именовалась «опасной» или «прилипчивой» болезнью. Впрочем, такого рода термин употреблялся в течение всего XVIII века для обозначения «моровой язвы» и для отличия ее от других инфекционных заболеваний, одни из которых (например, оспа) считались прилипчивыми, но не опасными, другие же (тиф), опасными, хотя и не в такой мере, как моровая язва, но не менее прилипчивыми. Несмотря на принимаемые меры, эпидемия продолжала разгораться и охватывала все новые и новые территории. 26 июня 1738 г., согласно полученному Сенатом рапорту, болезнь появилась уже в Белгороде и в его уезде. Это было целиком приписано «нерадению и невыполнению прежних указов о предупредительных против нее мерах.

Известие о чуме в армии вызвало в Петербурге и особенно у Бирона, правителя России при императрице Анне, ужас. В действующую армию посыпались указы, которые уже невозможно было выполнить. Фельдмаршал Миних потребовал для армии врачей, но их не было в избытке в Петербурге. Эпидемия продолжала нарастать и «продвигаться» в глубь Украины. В августе болезнь появилась в Полтавском полку и «вместо умаления в Изюме и оного полка в уездах, в Харьковском полку в некоторых местах и в уездах в Белгородской губернии умножается».