Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода

Пульсации Приараксинского участка очаговости чумы. По сообщению доктора Даниельбекова (1879), с января 1873 г. в Эриване (название столицы Армении до 1936 г.) и в деревнях Эриванского уезда,

на низменности (!) он наблюдал не менее 20–30 случаев в год болезни, проявляю щейся опуханием паховых и других (подмышечных, подчелюстных, шейных) желез, часто сопровождающихся лихорадочным состоянием (температура 39–40 °C и более), пульс 100–120, бубоны имели склонность к нагноению. В одном случае он видел петехии. Болезнь развивалась «вдруг или постепенно», без видимой причины, преимущественно у людей с цветущим здоровьем и, по его мнению, от человека к человеку не передавалась. Ни одного смертельного случая Даниельбе-ков не зафиксировал.

В начале марта 1879 г. в Эривани он лечил никогда не страдавшего сифилисом мужчину, 35 лет, у которого развился очень быстро бубон почти в куриное яйцо; по временам температура достигала 38~39 °C, на 6-й день болезни у больного, после лихорадочного пароксизма, появилось большое количество розеол

и еще больше петехий от булавочной головки до величины чечевичного зерна, и больной лег в постель. На 13-й день болезни вполне созревший бубон был вскрыт; общее состояние больного стало быстро улучшаться.

Пульсации Прикаспийского Северо-Западного природного очага чумы. Очаг начал пульсировать в июне 1877 г. Вдруг без всякой видимой причины в Астрахани и его окрестностях начали появляться случаи болезни, которые по своим особенностям обратили на себя внимание общества и врачей.

У заболевших появлялось сильное лихорадочное состояние с упадком сил и бредом, температура тела повышалась до 40,5—41,0 °C, образовывались опухоли лимфатических желез нижних конечностей, преимущественно в верхней трети бедра, ниже паха, в паховой области железы были сравнительно менее распухшими. Эти опухоли достигали величины голубиного яйца, иногда они составляли конволют, занимавший все пространство от паха до коленного сгиба (fossa poplitaea).

Поражались внутренняя сторона бедер ниже пупартовой связки, подмышечные лим фатические железы, лежащие по сторонам шеи и ниже челюстей. Спустя несколько дней после первоначального появления опухолей, «горячечное состояние уменьшалось», но температура тела долгое время оставалась 38–39 °C. Петехий не было. Болезнь имела длительное течение, опухоли то увеличивались, то уменьшались, но так как больные в это время чувствовали себя сравнительно здоровыми, то мало обращали внимания на опухоли, вскоре начинали по-прежнему заниматься своими обычными делами и только тогда обращались к врачам, когда от напряжения они снова начинали беспокоить их. Больные, которых лечили вне больниц, скоро терялись из виду врачей.

Врачи, старожилы Астрахани, и особенно доктор Яницкий, практиковавший более 20 лет, утверждали, что они до сих пор не встречали ничего подобного. Врачи терялись в догадках относительно причин болезни. При тщательном исследовании не замечалось повреждений кожи, о сифилисе и золотухе не могло быть и речи, обычно встречаемые «идиопатические воспаления желез» не имели ничего общего с вновь появившейся болезнью.

Астраханское население, находящееся в оживленных торговых отношениях с Рештом, уже знало, что там свирепствует какая-то «особая заразительная горячечная болезнь» с поражением лимфатических желез, от которой «люди мрут в большом количестве». Когда же официально стало известно, что комиссия врачей, собранная в Реште 5 июля (в ней участвовали доктора: Красовский, Скоров и Ильин), признала болезнь за чуму, то жители Астрахани отнеслись к этому очень серьезно.

Торговое сообщение с Рештом было очень интенсивным, а мер для предупреждения заноса болезни еще не принято. Яницкий предположил, что существующее в Астрахани и окрестностях поражение лимфатических желез может считаться началом появления людской чумы, и предлагал даже дать название этой болезни pestis nostras (т. е. местная чума), однако он не мог подтвердить его ссылками на научные источники. Предположение Яницкого не только не нашло поддержки у городских врачей, но даже вызвало их противодействие, потому что, во-первых, такое название бы обеспокоило жителей; во-вторых, болезнь не имела никакого сходства и никакой связи с той чумой, какую они себе представляли: она не была ни злокачественной, ни заразительной.