Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников

Может быть, он встал на сторону военной силы без далеко идущих политических планов? Сведения недостаточные, слишком неясные, чтобы делать выводы»[26], – признавалась социалистическая «Юманите». В сложившихся обстоятельствах политическое состояние России французские журналисты называли не иначе, как анархией. Газета «Фигаро», более расположенная к Корнилову, предлагала читателю ознакомиться с биографией этого «энергичного, прекрасно сложенного, образованного» человека, чтобы самим разобраться в мотивах его поведения [27]. Никаких политических оценок происходящему газета не давала. В тот день, когда вышла эта статья, 14 сентября, корниловский мятеж в России был уже подавлен. «О полном поражении сообщают все депеши из Петрограда»[28]

, – отмечала «Фигаро» на следующий день.

Проправительственная газета «Пти паризьен» 19 сентября напечатала речь нового председателя Совета министров П.Пенлеве, который успокаивал французов: «хотя положение дел на русском фронте вызывает разочарование», следует надеяться на «возрождение единства и дисциплины» в Республике, провозглашенной Керенским 1 сентября 1917 г.[29]А вот Ж. Нуланс не скрывал своего сожаления в связи с отказом Керенского пойти на переговоры с Корниловым и решением главы Временного правительства заручиться в ходе драматических событий конца августа 1917 г. поддержкой большевиков. Французский посол считал генерала Корнилова одним из немногих людей, способных навести порядок в стране и «остановить распространение влияния радикалов»[30]. Провал корниловского мятежа изменил обстановку в России. «Усилился политический хаос и анархия»[31]

, – волновалась французская пресса. Авторитет большевиков, сыгравших важную роль в разгроме Корнилова и требовавших немедленного окончания войны, стал стремительно расти, активизировался процесс «большевизации» советов. Одновременно в стране усугубились экономические проблемы: в городах не хватало продовольствия, резко увеличилась инфляция, возникла угроза голода и развала транспортной системы. Логика революционных событий разрешилась 25 октября (7 ноября) 1917 года вооруженным восстанием в Петрограде. На следующий день, 8 ноября, председатель Совета министров Р. Пуанкаре сделал следующую запись в своем дневнике: «Плохие новости из России: максималисты торжествуют»[32]. В эти же дни «Юманите» писала: «Новости чрезвычайной важности приходят к нам из России. Большевики господствуют в Петрограде: гарнизон и Совет Петрограда свергли правительство. В то время как Керенский был низложен, Ленин одержал триумф, а вместе с ним и идея о немедленном мире и другие обещания, которые невежественная масса приветствовала без разбора. Будет ли долгим этот триумф? Распространится ли эта волна большевизма, господствующая в столице, по всей России?»[33]. Чуть позже СФИО открыто осудила «государственный переворот Ленина и Троцкого», который, подобно «анархическому циклону разрушает большинство губерний России»[34]

.

Правоцентристская газета «Фигаро» сразу же резко отрицательно восприняла Октябрьскую революцию: «Максималисты настолько враждебны свободе, что в первые же часы позаботились о введении цензуры. Телеграф также не работает, пропускает только сообщения об их легком триумфе над правительством, которое не могло и не хотело защищаться»[35]. «Тан» охарактеризовала октябрьские события как «государственный переворот максималистов»[36]. Слова «экстремисты», «фанатики», «анархисты» и «государственный переворот» преобладали в статьях газет всех политических направлений[37]

. Большевиков воспринимали как кучку смутьянов, сумевших вооруженным путём установить «режим политического террора» в «больной России, нуждавшейся в управлении»[38]из-за бездействия правительства и невежества радикально настроенных масс.

* * *

Поздней осенью 1917 г. никто из французского правящего класса уже не сомневался в скором выходе России из войны, тем более что новая власть не скрывала своих антивоенных настроений. Следуя провозглашенному на Втором съезде советов «Декрету о мире», большевики вступили в мирные переговоры с Германией и её союзниками. В подобной обстановке все политические партии Третьей республики, включая СФИО, осудили действия большевистского правительства, называя его «бандой предателей и фанатиков, изо всех сил стремившейся заключить постыдный [Брестский – Н.Н.] мир»[39].