Очерки истории цивилизации

Устремления людей, как правило, сообразуются с теми нормами, по которым живут их близкие. Перикла больше устраивало служить Афинам и быть их лидером, чем править ими как тиран. Под его руководством создавались новые союзы, основывались новые колонии и торговые центры на пространствах от Италии до Черного моря. Казна Союза также была перевезена при Перикле с Делоса в Афины. У Афин, по убеждению Перикла, больше не было причин опасаться угрозы со стороны Персии. Поэтому он пустил часть денег, которые союзники отложили на случай войны, на украшение своего города.

Эти средства, появившиеся как результат сокращения военных расходов, предоставили исключительные возможности архитекторам и художникам. Афинский Парфенон, руины которого по-прежнему поражают своей красотой, стал своеобразной короной, увенчавшей перестроенные Периклом Афины. По сохранившимся до нашего времени скульптурам Фидия, Мирона и Поликтета (все V в. до н. э.) можно судить о том, каких художественных успехов достигла эта эпоха.

Именно неповторимый гений этого человека и та атмосфера, которая сложилась в его окружении, помогли открыться великим дарованиям и привлекли в Афины людей огромной интеллектуальной энергии.

Афины «с лицом Перикла» были похожи на человека в маске, которому однажды неудержимо захочется сбросить эту маску. Среднего афинянина едва ли можно было назвать человеком благородным и великодушным. Мы уже рассказывали о том, как некий оставшийся неизвестным гражданин отдал свой голос в пользу остракизма Аристида.

С самодовольным упрямством этот средний гражданин будет впоследствии протестовать против прекрасных зданий, окружавших его, против почестей, которые оказывались таким скульпторам, как Фидий, а не его соперникам — любимчикам толпы, против денежной поддержки простых чужеземцев, вроде Геродота из Галикарнаса. Для толпы казалось оскорбительным то, что Перикл отдает предпочтение обществу женщины из Милета. Общественная жизнь Перикла была подозрительно порядочной; соответственно человек с улицы приходил к мысли, что его личная жизнь должна быть очень безнравственна. Можно предположить, что Перикл старался быть «выше» всего этого, но иногда в нем прорывалось презрение к своим согражданам, которым он служил.

«Перикл усвоил не только высокий образ мысли и возвышенность и чистоту речи, значительно отличавшие от низости и грубых манер, свойственных простонародью, но также и серьезное выражение лица, которое не смягчалось смехом, строгий и ровный тон голоса, простоту в обращении и пристойность в одежде, которая всегда была в порядке ввиду сдержанности его манер. Все это и многое другое, отличавшее поведение Перикла,

вызывали восхищение у тех, кто его видел. Таким было его самообладание, что однажды, когда какой-то подлый и необузданный мужлан целый день досаждал ему своими жалобами и оскорблениями, он сносил их терпеливо и молча и продолжал в собрании заниматься какими-то безотлагательными делами. Вечером он неспешно отправился домой, а этот грубиян пошел следом за ним, осыпая его по пути градом самых непристойных ругательств. И поскольку уже стемнело, когда Перикл подошел к двери своего дома, он приказал одному из своих слуг взять факел и посветить этому человеку по дороге домой.

Поэт Ион, однако, говорил, что Перикл в общении отличался гордостью и высокомерием и что к достоинству его манер примешаны были тщеславие и презрение к другим... Он не появлялся на улицах, разве что в тех случаях, когда он шел на площадь или в Совет. Он отклонял приглашения друзей и уклонялся от всякого дружеского общения и развлечений настолько, что за все то время, что продолжалась его общественная деятельность, а это был немалый срок, он ни разу не сел за стол со своими друзьями, за исключением свадьбы своего племянника Эвриптолема, и оставался там только до той поры, пока церемония празднования не была окончена. Он считал, что свобода развлечений идет во вред должностному лицу и что достоинство мало совместимо с фамильярностью...»

В ту эпоху еще не было желтой прессы, которая поведала бы всем желающим о низменных наклонностях тех, кто достиг успеха и славы. Но простой человек, разочаровавшись в самом себе, находил особое утешение в искусстве комедии, которое необычайно процветало в те времена. Авторы комедий удовлетворяли это едва ли не повсеместное стремление осуждать и высмеивать тех, чье явное превосходство оскорбляет наше самомнение. Они настойчиво, не жалея сил, поливали грязью Перикла и его друзей. Перикла привычно изображали в шлеме, и этот шлем стал неотъемлемой частью его образа. Было так приятно порассуждать о том, что этот шлем скрывает пугающее уродство головы — луковицеподобную голову! А встречи с Аспазией служили еще одной темой для домыслов толпы...