В Англии наступил период, который был охарактеризован как фаза «Венецианской олигархии»; верховная власть принадлежала парламенту, в котором теперь доминировали лорды, поскольку искусство подкупа и овладение методами избирательных манипуляций, доведенное до совершенства сэром Робертом Уолполом (1676—1745), лишило палату общин ее первоначальной свободы и влиятельности. С помощью хитроумных уловок общее количество голосующих на выборах в парламент было ограничено до небольшого числа выборщиков; старые города с небольшим населением или вовсе без такового имели право делегировать одного или двух членов (старинный город Сарум имел одного не проживающего там избирателя, населения не имел вообще, но от этого города в парламенте было два представителя), в то время как у новых густонаселенных центров вообще не было своих представителей в парламенте. А введение высокого имущественного ценза для кандидатов еще больше ограничило возможность палаты общин согласованно решать проблемы простого народа.
На смену Георгу I пришел очень похожий на него Георг II (1727—1760), и только после его смерти у Англии опять появился король, который родился в этой стране и который довольно хорошо говорил по-английски,— внук Георга I Георг III. В одном из последующих разделов мы еще расскажем кое-что о попытке этого монарха восстановить некоторые из основных властных функций монархии.
Такова вкратце история борьбы в Англии в XVII и XVIII вв. между тремя основными факторами в жизни «современного государства»: между престолом, частными собственниками и пока бесформенной, все еще слепой и невежественной силой — силой простых людей. Этот последний фактор проявляется пока только в те моменты, когда страна сильно взбудоражена; после он снова уходит в глубину. В целом же эта история заканчивается полным триумфом частного собственника над мечтами и интригами макиавеллиевского абсолютизма. При Ганноверской династии Англия стала «коронованной республикой». Она выработала новый метод правления — парламентское правление, во многих аспектах напоминающее сенат и народное собрание в Риме, но более прочное и эффективное в силу использования, пусть и очень ограниченного, представительского метода. Английскому собранию в Вестминстере суждено было стать «матерью парламентов» всего мира.
Относительно престола английский парламент занимал и занимает до сих пор то же положение, что и мажордом королевской резиденции по отношению к королям Меровингской династии. Король является церемониальной и не обремененной ответственностью фигурой, живым символом королевской и имперской системы.
Но значительная власть подспудно сохраняется в традиции и престиже престола, к тому же Ганноверская династия четырех Георгов, Вильгельма IV(1830) и Виктории (1837) и наследовавшая ей Виндзорская династия Эдуарда VII (1901) и Георга V (1910) представляют собой линию, совершенно отличную от слабых и непродолжительно правивших Меровингских монархов. В делах церкви, армии и военно-морского флота, а также во внешней политике эти правители, хоть и в разной степени, сыграли, бесспорно, очень важную роль.
Ни на какую другую часть Европы крах идеи объединенного христианского мира не оказал столь катастрофического влияния, как на Германию. Вполне естественным было бы предполо-
жить, что император, будучи по происхождению немцем, постепенно вырос бы до национального монарха объединенного немецкоязычного государства. Но несчастливая для Германии историческая случайность заключалась в том, что ее императоры никогда не были чистокровными немцами. Фридрих II, последний из Гогенштауфенов, был, как мы уже видели, сицилийцем; Габсбурги, через свои брачные узы и по своим склонностям прониклись, в лице Карла V, сначала бургундским, а затем испанским духом. После смерти Карла V его брат Фердинанд правил в Австрии и Священной Римской империи, а его сын Филипп II правил в Испании, Нидерландах и Южной Италии. Но австрийская линия, упрямо католическая, владевшая наследственными имениями на восточных границах и поэтому глубоко вовлеченная в венгерские дела и платившая дань туркам, как делали Фердинанд и два его наследника, не контролировала ситуацию на севере Германии с его настроенностью на протестантизм, балтийскими и западными устремлениями и его незнанием или безразличием к турецкой опасности.