Читаем Очерки истории цивилизации полностью

Читателя, возможно, удивит, что у римского Папы был сын, но это был, не следует забывать, Папа предреформационной эпохи. Папство тех времен не слишком обременяло себя тяготами морали, и хотя Александру, как священнику, по обету следовало оставаться безбрачным, это не мешало ему открыто жить в своего рода свободном супружестве и тратить ресурсы христианского мира на продвижение своей семьи.

Юношей Цезарь был жизнелюбом даже по меркам того времени: он приказал убить своего старшего брата и был мужем своей сестры Лукреции. Цезарь Борджа в дальнейшем предал и убил еще не одного человека. С помощью своего отца он стал герцогом, завладев обширной областью в Центральной Италии; тогда его и посетил Макиавелли. Военных способностей герцог Борджа почти или вовсе не выказал, зато проявил немалую смекалку в политических вопросах. Его великолепию было суждено продлиться недолго. Когда вскоре умер его отец, оно лопнуло, как мыльный пузырь. То, что сам по себе Цезарь Борджа не представляет ничего интересного, разве что в плане психических отклонений, Макиавелли не смог разглядеть. Для нас Цезарь Борджа представляет интерес лишь потому, что для Макиавелли он был воплощением идеала превосходного и успешного правителя.

Немало было исписано бумаги, чтобы доказать, что у Макиавелли в основе его политических сочинений лежали широкие и благородные намерения. Но все подобные попытки выставить его в привлекательном свете едва ли убедят скептического читателя, который предпочитает принимать то, что написано в строках, вместо того, чтобы выискивать нечто воображаемое между строк сочинения Макиавелли. Этот человек определенно не верил ни в какую справедливость или порядочность, не верил в Бога — правителя мира или в Бога в человеческом сердце и не представлял, какой силой обладает разум человека.

Чуждыми для него были и утопические видения всемирного человеческого порядка, попытки воплотить в действительность «Град Божий». Ничего этого он не хотел. В его представлении обрести власть, удовлетворять свои желания, вожделения и ненависть, упиваться властью и демонстрировать всем свою власть — было венцом человеческих стремлений. Только государь мог вполне воплотить в действительность такую жизнь.

Возможно, некоторая робость или же осознание того, что лично ему такие притязания не по плечу, заставили Макиавелли отказаться от этих мечтаний. Но он мог надеяться служить государю, жить рядом с его славой, делить с ним богатство и вожделения, удовлетворение злых замыслов. И князь однажды почувствует, что ему никак не обойтись без своего незаменимого Макиавелли! Как следствие он стал «знатоком» государственной механики. Он содействовал падению Содерини.

Когда Медичи отправили его на дыбу, а затем в изгнание, и у Макиавелли не осталось надежд стать хотя бы преуспевающим придворным паразитом, он написал этот учебник коварства, чтобы показать, какого умного слугу утратил кое-кто из сильных мира сего. Его основным правилом, его великим вкладом в политическую литературу был постулат о том, что нравственные обязательства, которыми руководствуются обычные люди, не должны ограничивать правителей.

Италия тогда оставалась слабой и разделенной, она могла подвергнуться нападению турков и ее спасла от турецкого завоевания только смерть султана Мехмеда; французы и испанцы соперничали за нее так, словно она была лишена права голоса. По этой причине некоторые склонны приписывать Макиавелли добродетель патриотизма — потому только, что в его представлениях Италия могла стать единой и сильной. Но, опять же, в такой возможности он видел лишь прекрасный шанс для своего государя показать себя. Макиавелли был сторонником национальной армии, но потому, что видел — итальянский метод вести войну, нанимая банды иноземных наемников, был безнадежен. В любое время такие войска могли перейти на сторону того, кто больше заплатит, или приняться за грабеж страны, которую их наняли защищать. Макиавелли был под глубоким впечатлением от тех побед, которые одержали швейцарцы над миланцами, но он так и не раскрыл секрета, что именно их свободолюбие сделало возможными эти победы. Флорентийская милиция, которую он создал, оказалась совершенно никчемной. Макиавелли как политик оказался слепорожденным для того, чтобы понять, что делает людей свободными, а нации — великими.

12

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология мысли

Очерки истории цивилизации
Очерки истории цивилизации

Такого Герберта Уэллса российская публика еще не знала — известный писатель-фантаст выступил в этой книге как блестящий знаток истории, эрудированный собеседник, способный, не увязая в деталях и путаных подробностях, вести разговор о Древнем Риме, о Конфуции и принце Гаутаме, о крестовых походах и личности Наполеона Бонапарта.Эту книгу нельзя назвать учебником, для этого ее автор слишком жизнелюбив и самостоятелен; Уэллс относится к истории цивилизации очень просто: как хорошо образованный и очень любознательный человек. Его интересует то же самое, что и любого любителя «исторического чтения»: не занудный процесс смены общественно-исторических формаций, а факты, события, люди с их страстями, интригами, надеждами и заблуждениями. Все то, чем от сотворения мира была так необыкновенно привлекательна живая человеческая жизнь.

Герберт Уэллс

История / Научная литература / Образование и наука

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука