Очерки истории цивилизации

«Часовня была задрапирована черным, и сотни зажженных восковых свечей не могли разогнать мрак. Одетые в черное монахи, домашние императора в черных траурных одеяниях обступили огромный катафалк, также затянутый черным, который установили посередине часовни. Началось отпевание, а затем стали читать молитвы, с которыми тело покойного предают земле. Среди скорбных стенаний монахов возносились молитвы об отошедшей душе, чтобы она была принята в обители благословенных. Собравшиеся на службу то и дело роняли слезу, лишь представив себе картину смерти их хозяина, — а может быть, их тронуло проявление слабости, и в самом деле достойное сожаления. Карл, закутавшись в темную накидку, держа в руках зажженную свечу, смешался со своими домашними — зритель на собственных похоронах. Печальная церемония завершилась тем, что он вложил свечу в руку священника, в знак того, что предает свою душу в руки Всевышнего».

По другим рассказам, Карл, одетый в саван, лежал в гробу, оставаясь там, пока последний из приглашенных не покинул часовню.

Два месяца спустя после этого маскарада он умер. С ним умерло и величие Священной Римской империи. Ей удалось дотянуть до дней Наполеона, но это была уже мертвая империя. И до сих пор ее традиции, так и оставшись без погребения, продолжают отравлять нашу политическую атмосферу.

13б

Фердинанду, брату Карла V, пришлось продолжить неудачный поиск единства. Новый император встретился с немецкими князьями в Аусбурге в 1555 г., и они еще раз попытались установить религиозный мир. Лучше всего эти попытки найти приемлемое решение и слепоту князей и государственных деятелей по отношению к глубоким и масштабным процессам их эпохи характеризует та формула, которую получило их соглашение. Признание религиозной свободы следовало применять не к индивидуальным гражданам, а к государствам: cujus regio ejus religio — чья страна, того и вера: вероисповедание подданного определяется тем, кто правит его страной.

13в

Мы уделили такое внимание в нашем «Очерке» сочинениям Макиавелли и личности Карла V по той причине, что они помогут нам пролить свет на противоречия последующего периода истории. В настоящей главе мы говорили о значительном расширении человеческих горизонтов и о расширении и распространении знания. Мы видели, как пробуждалось сознание простого человека, как первые очертания нового и более справедливого социального порядка начали распространяться во всех областях жизни Западной цивилизации. Но этот процесс освобождения разума и просвещения не затронул королевские дворы и политическую жизнь мира. Все, о чем идет речь у Макиавелли, вполне мог написать и кто-либо из умудренных опытом секретарей при дворе Хосрова I или Ши Хуанди — или даже при Саргоне I или фараоне Пепи. В то время как во всех остальных аспектах мир двигался вперед, в политических представлениях, в представлениях об отношениях государства с государством и самодержца с гражданами он оставался на месте. Скорее, даже отступал.

Великую идею о Католической церкви как о всемирном граде Божьем разрушила в представлениях людей сама же церковь; и мечта о мировом империализме, которая, в лице Карла V, бродила по всей Европе, в итоге оказалась на свалке. Казалось, что в политике мир отступил к единоличной монархии ассирийского или македонского образца.

И дело не в том, что вновь пробужденные интеллектуальные усилия западноевропейцев были слишком поглощены религиозными переменами, научными исследованиями, открытием неисследованных земель и развитием торговли, так что некогда было всерьез задуматься о притязаниях и ответственности правителей. Не только простой народ открывал для себя идеи теократического, республиканского или коммунистического характера в Библии, которая теперь стала общедоступной. Возобновившееся изучение греческой классики принесло с собой творческий и плодотворный дух Платона, оказавший глубокое воздействие на западный разум.