Очерки Крыма

Во втором томе своих путешествий в южные губернии Российской Империи, предпринятых в 1793 и 1794 гг., Паллас выказывает те же странные мысли на счет спасения крымского хозяйства, которые так любы были некоторым местным администраторам, и впоследст¬вии, приведенные в исполнение, послужили к совершенному упадку благосостояния Крыма. Рассказав, что во время второй турецкой войны, при Екатерине II, все татары, жившие у берегов Крыма, были временно удалены из своих жилищ, на 10 верст от моря, внутрь страны, для воспрепятствований сношений с турками, Паллас изъяв¬ляет сожаление, что их совсем не переселили в степь и не предоставили населенных ими цветущих долин, с садами и домами, в руки трудолюбивых колонистов, которые стали бы возделывать маслину, хлопчатник, шелковицу и виноград, "чего никогда не сделают эти лентяи".

Этот голос и до сих пор слышится в Крыму из уст людей, которых корысть слишком нетерпелива и нецеремонна; но зато все, что есть в Крыму мыслящего, видящего интересы страны не в одном только немедленном приращении своего собственного кармана, все коренные насельники Крыма, знакомые с ним и сроднившиеся с ним, — все с горечью и негодованием слушают эти грубые, политико-экономические теории, напоминающие грубые века драгонад, изгнания гугенотов и морисков. Теперь и в народном хозяйстве, как в медицине, потеряли веру в спасительность кровопусканий целыми тазами, и не пробуют губить здоровье пациентов, самонадеянно переливая в вены человека телячью кровь.

Организм народного быта, как организм индивидуума, не есть манекен из папье-маше: он имеет свои, глубоко коренящиеся жизненные силы, на которых нельзя играть, как на клавишах, вынимать и опять вставлять.

Насколько татары были вредны Крыму — проверить не трудно. Сличите описание Крыма прежних веков с нынешним состоянием его. Мы все знаем, какими семимильными шагами шагает в последнее время человечество во всем, что касается его материального благосостояния. Степь обращается в два-три десятка лет в цветущий город, трясины болот — в парки и нивы; где полстолетия назад грабили разбойники, там идут железные дороги; где горы песку засыпали караваны, там теперь волны моря несут флотилию пароходов. Стадии исторического пути уменьшаются до баснословных размеров: что прежде достигалось веками, то последнее время достигается днями. Вспомните, например, мастерский очерк народного хозяйства Англии в XVII столетии, сделанный Маколеем, и сравните его с Англией всемирных выставок, или вспомните еще ближе нашу Московскую Русь, торговавшую мехами, и сравните его с тем, что поднялось теперь кругом нас. По всей справедливости, при сравнении такого рода, естественно ждать от Крыма несказанного благосостояния, рядом с которым его прежнее полукочевое татарское благосостояние должно казаться нам смешным до жалости.

Посмотрим же, чем владел Крым прежде и чем он теперь владеет. Настоящее экономическое положение Крыма достаточно стало известно даже и людям, в нем не бывавшим. Степи, составляющие 9/10 всего пространства полуострова — совершенные пустыни, трава в них мелкая, выродившаяся, и в июне, вплоть до глубокой осени, выгорающая нажелто. Воды почти нет. Поселения так редки, что от одного до другого едешь на почтовых по нескольку добрых часов. Какие есть — не поселения, а развалины. Из десяти хат обитаемы две; на одну уцелевшую — десять лежат в кучах мусора. Из десяти фонтанов, восемь, наверное, разбиты или пересохли. Где на памяти старожилов были еще лесные места, — теперь голь голью. Вы едете по балке, по руслу ручья — кругом вас груши, садовая мушмула, тополь, черешня — и ни следа поселения. А это между тем остатки садов. По некоторым речкам идут на целые версты сплошные одичавшие сады с чаирами.

Татарские названия урочищ, по-видимому, беспричинно относимые к пустынным местностям, напоминают вам имена населенных и богатых деревень, бывших здесь прежде. Эти имена так часты, что вы поражаетесь сравнительною многолюдностью, которая должна была быть здесь когда-то. На придорожных холмах, вдали от поселения, вы часто натыкаетесь на густо насаженные божьи нивы, на обширные татарские кладбища, в которых узкие камни с чалмами и фесками, исписанные стихами Корна, торчат в разные стороны, как расшатавшийся частокол. Половина их вросла в землю, половина рассыпана и растаскана.

Судите, какие сельбища должны были быть около таких погребальниц. Животной жизни также убыло. Верблюды стали редки, буйволов почти нет, лошадиные косяки держатся только немногими мурзаками, и на степи вы редко встречаете небольшой табунок.

Что касается достоинства лошадей, то смешно сравнивать теперешнюю малорослую татарскую лошадку с прежними татарскими конями, которых воспитывали для наездов, для джигитской удали, кровь которых систематически благородили арабскую и турецкою кровью. От этого и рост их, судя по отзывам путешественником, был выше теперешнего.