Очерки лондонских нравов

Въ манерѣ и наружности его замѣтна была какая-то особенность, которая ясно высказывала намъ всю его жизнь, или, лучше сказать, цѣлый день его жизни, потому что дни этого человѣка не имѣютъ ни малѣйшаго разнообразія. Глядя на него, мы почти видѣли передъ собой грязную, небольшую контору, въ которую онъ ходитъ каждое утро, вѣшаетъ свою шляпу на одинъ и тотъ же гвоздь и помѣщаетъ ноги свои подъ ту же самую конторку; мы видѣли, какъ онъ снимаетъ фракъ, который долженъ служить ему цѣлый годъ, надѣваетъ другой, который отслужилъ ему въ теченіе прошлаго года, и который онъ хранитъ въ своей конторѣ для сбереженія новаго. Въ этой конторѣ онъ просиживаетъ по пяти часовъ и работаетъ такъ прилежно и такъ правильно, какъ часы, поставленные надъ каминомъ, громкій ходъ которыхъ также однообразенъ, какъ и все его существованіе; онъ только изрѣдка приподнимаетъ голову, и то за тѣмъ, чтобы среди затруднительныхъ вычисленій взглянуть на потолокъ, какъ будто въ пыльныхъ стеклахъ и зеленыхъ переплетахъ потолочныхъ рамъ сокрыто вдохновеніе. Въ пять часовъ или въ половинѣ шестаго онъ тихо опускается съ своей табуретки, перемѣняетъ фракъ и отправляется куда нибудь поближе къ Бокльсбири, къ своему обычному обѣденному мѣсту. Лакей исчисляетъ ему списокъ блюдъ съ довѣрчивымъ видомъ, потому что онъ постоянный посѣтитель, и послѣ вопроса: «что у васъ хорошенькаго?» или «что у васъ свѣженькаго?» посѣтитель заказываетъ порцію росбифу съ зеленью и полъ-кружки портеру. Порція его сегодня меньше обыкновенной, потому что зелень дороже картофеля на цѣлую пенни, и потому еще, что вчера онъ потребовалъ лишнюю булку, а третьяго дня позволилъ себѣ скушать лишній кусочекъ сыру. По окончаніи этого важнаго договора съ лакеемъ, онъ вѣшаетъ свою шляпу и обращается къ ближайшему сосѣду съ покорнѣйшею просьбою одолжить ему газету по минованіи въ ней надобности. Если ему удается достать ее въ теченіе обѣда — какое счастіе! Онъ съ очевиднымъ удовольствіемъ то съѣдаетъ кусочекъ своей порціи, то прочитываетъ нѣсколько строчекъ какого нибудь интереснаго извѣстія. Аккуратно пятью минутами ранѣе часа времени посвященнаго обѣду, онъ вынимаетъ изъ кармана шиллингъ, расплачивается, бережно кладетъ сдачу въ жилетъ (отложивъ сначала одну пенни за труды лакея) и возвращается въ контору. Если этотъ день нѣтъ иностранной почты, то спустя полъ-часа онъ снова выходить въ нея и обычнымъ шагомъ возвращается домой въ свою маленькую квартирку, расположенную въ задней части какого нибудь домика въ Эйлингтонѣ. Здѣсь ожидаетъ его чай, въ теченіе котораго онъ иногда съ удовольствіемъ вступаетъ въ разговоръ съ маленькимъ сыномъ домовой хозяйки, а иногда задаетъ ему задачи изъ простого сложенія, за что награждается одною пенни. По временамъ ему случается снести письмо къ своему патрону на Россель-сквэръ, а тогда богатый купецъ, услышавъ голосъ своего подчиненнаго, зоветъ его въ столовую. «Мистеръ Смитъ, пожалуйте сюда», и мистеръ Смитъ, опустивъ свою шляпу къ ножкѣ одного изъ стульевъ великолѣпной залы, робко входитъ въ столовую; принявъ снисходительное предложеніе присѣсть, онъ тщательно подворчиваетъ ноги подъ стулъ, садится въ значительномъ разстояніи отъ стола и, выпивъ рюмку хересу, которую подноситъ ему старшій сынъ хозяина, встаетъ со стула, осторожно пятится назадъ и ускользаетъ изъ комнаты съ такимъ душевнымъ волненіемъ, отъ котораго тогда только оправляется, когда снова увидитъ себя на знакомой ему Эйлингтонской дорогѣ. Бѣдные люди! они довольны, но нельзя сказать, что они счастливы; смиренные и унылыя, они не чувствуютъ въ душѣ своей страданій, но зато они не знаютъ также, что значитъ удовольствіе.